(фрагменты рассказа)

Дом Матрены стоял тут же, неподалеку, с четырьмя оконцами в ряд на холодную некрасную

сторону, крытый щепою, на два ската и с украшенным под теремок чердачным окошком. Дом не

низкий -- восемнадцать венцов. Однако изгнивала щепа, посерели от старости бревна сруба и

ворота, когда-то могучие, и проредилась их обвершка.

Калитка была на запоре, но проводница моя не стала стучать, а просунула руку под низом и

отвернула завертку - нехитрую затею против скота и чужого человека. Дворик не был крыт, но в

доме многое было под одной связью. За входной дверью внутренние ступеньки поднимались на

просторные мосты, высоко осененные крышей. Налево еще ступеньки вели вверх в горницу –

отдельный сруб без печи, и ступеньки вниз, в подклеть. А направо шла сама изба, с чердаком и

подпольем.

Строено было давно и добротно, на большую семью, а жила теперь одинокая женщина лет

шестидесяти.

Когда я вошел в избу, она лежала на русской печи, тут же, у входа, накрытая неопределенным

темным тряпьем, таким бесценным в жизни рабочего человека.

Просторная изба и особенно лучшая приоконная ее часть была уставлена по табуреткам и

лавкам - горшками и кадками с фикусами. Они заполнили одиночество хозяйки безмолвной, но

живой толпой. Они разрослись привольно, забирая небогатый свет северной стороны. В остатке

света и к тому же за трубой кругловатое лицо хозяйки показалось мне желтым, больным. И по

глазам ее замутненным можно было видеть, что болезнь измотала ее.

Разговаривая со мной, она так и лежала на печи ничком, без подушки, головой к двери, а я стоял

внизу. Она не проявила радости заполучить квартиранта, жаловалась на черный недуг, из приступа

которого выходила сейчас: недуг налетал на нее не каждый месяц, но, налетев, - ...держит два"-дни

и три"-дни, так что ни встать, ни подать я вам не приспею. А избу бы не жалко, живите.

И она перечисляла мне других хозяек, у кого будет мне покойней и угожей и слала обойти их.

Но я уже видел, что жребий мой был – поселиться в этой темноватой избе с тусклым зеркалом, в

которое совсем нельзя было смотреться, с двумя яркими рублевыми плакатами о книжной

торговле и об урожае, повешенными на стене для красоты. Здесь было мне тем хорошо, что по

бедности Матрена не держала радио, а по одиночеству не с кем было ей разговаривать.

.......................

Может, кому из деревни, кто побогаче, изба Матрены и не казалась доброжилой, нам же с ней в

ту осень и зиму вполне была хороша: от дождей она еще не протекала и ветрами студеными

выдувало из нее печное грево не сразу, лишь под утро, особенно тогда, когда дул ветер с

прохудившейся стороны.

Кроме Матрены и меня, жили в избе еще - кошка, мыши и тараканы.

........................

Десять лет она воспитывала ее (Киру, приемную дочь) здесь как родную, вместо своих

невыстоявших. И незадолго до меня выдала за молодого машиниста в Черусти.

Только оттуда ей теперь и помощь сочилась: иногда сахарку, когда поросенка зарежут - сальца.

Страдая от недугов и чая недалекую смерть, тогда же объявила Матрена свою волю: отдельный

сруб горницы, расположенный под общей связью с избою, после смерти ее отдать в наследство

Кире. О самой избе она ничего не сказала. Еще три сестры ее метили получить эту избу.

Так в тот вечер открылась мне Матрена сполна. И, как это бывает, связь и смысл ее жизни, едва

став мне видимыми, - в тех же днях пришли и в движение. Из Черустей приехала Кира,

забеспокоился старик Фаддей: в Черустях, чтобы получить и удержать участок земли, надо было

молодым поставить какое-нибудь строение. Шла для этого вполне Матренина горница. А другого

нечего было и поставить, неоткуда лесу взять. И не так сама Кира, и не так муж ее, как за них

старый Фаддей загорелся захватить этот участок в Черустях.

И вот он зачастил к нам, пришел раз, еще раз, наставительно говорил с Матреной и требовал,

чтоб она отдала горницу теперь же, при жизни.

....................

Не спала Матрена две ночи. Нелегко ей было решиться. Не жалко было саму горницу,

стоявшую без дела, как вообще ни труда, ни добра своего не жалела Матрена никогда. И горница

эта все равно была завещана Кире. Но жутко ей было начать ломать ту крышу, под которой

прожила сорок лет. Даже мне, постояльцу, было больно, что начнут отрывать доски и

выворачивать бревна дома. А для Матрены было это - конец ее жизни всей.

Но те, кто настаивал, знали, что ее дом можно сломать и при жизни.

И Фаддей с сыновьями и зятьями пришли как-то февральским утром и застучали в пять

топоров, завизжали и заскрипели отрываемыми досками. Глаза самого Фаддея деловито

поблескивали. Несмотря на то, что спина его не распрямлялась вся, он ловко лазил и под стропила

и живо суетился внизу, покрикивая на помощников. Эту избу он парнишкою сам и строил когда-то

с отцом; эту горницу для него, старшего сына, и рубили, чтоб он поселился здесь с молодой. А

теперь он яро разбирал ее по ребрышкам, чтоб увезти с чужого двора.

Переметив номерами венцы сруба и доски потолочного настила, горницу с подклетью

разобрали, а избу саму с укороченными мостами отсекли временной тесовой стеночкой. В стенке

они покинули щели, и все показывало, что ломатели -- не строители и не предполагают, чтобы

Матрене еще долго пришлось здесь жить.

.........................

Вынесены и соштабелеваны были бревна перед воротами, зять-машинист уехал в Черусти за

трактором.

Но в тот же день началась метель -- дуе"ль, по-матрениному. Она кутила и кружила двое суток и

замела дорогу непомерными сугробами. Потом, чуть дорогу умяли, прошел грузовик-другой -

внезапно потеплело, в один день разом распустило, стали сырые туманы, журчали ручьи,

прорывшиеся в снегу, и нога в сапоге увязала по все голенище.

Две недели не давалась трактору разломанная горница! Эти две недели Матрена ходила как

потерянная. Оттого особенно ей было тяжело, что пришли три сестры ее, все дружно обругали ее

дурой за то, что горницу отдала, сказали, что видеть ее больше не хотят, - и ушли.

И в те же дни кошка колченогая сбрела со двора -- и пропала. Одно к одному. Еще и это

пришибло Матрену.

Наконец стаявшую дорогу прихватило морозом. Наступил солнечный день, и повеселело на

душе. Матрене что-то доброе приснилось под тот день. С утра узнала она, что я хочу

сфотографировать кого-нибудь за старинным ткацким станом (такие еще стояли в двух избах, на

них ткали грубые половики), - и усмехнулась застенчиво:

Да уж погоди, Игнатич, пару дней, вот горницу, бывает, отправлю -- сложу свой стан, ведь

цел у меня - и снимешь тогда. Ей-богу правда!

.......................

Перед сумерками, возвращаясь из школы, я увидел движение близ нашего дома. Большие новые

тракторные сани были уже нагружены бревнами, но многое еще не поместилось - и семья деда

Фаддея, и приглашенные помогать кончали сбивать еще одни сани, самодельные. Все работали,

как безумные, в том ожесточении, какое бывает у людей, когда пахнет большими деньгами или

ждут большого угощения. Кричали друг на друга, спорили.

Спор шел о том, как везти сани - порознь или вместе. Один сын Фаддея, хромой, и зять-

машинист толковали, что сразу обои сани нельзя, трактор не утянет. Тракторист же,

самоуверенный толстомордый здоровяга, хрипел, что ему видней, что он водитель и повезет сани

вместе. Расчет его был ясен: по уговору машинист платил ему за перевоз горницы, а не за рейсы.

Двух рейсов за ночь - по двадцать пять километров да один раз назад - он никак бы не сделал. А к

утру ему надо было быть с трактором уже в гараже, откуда он увел его тайком для левой.

Старику Фаддею не терпелось сегодня же увезти всю горницу - и он кивнул своим уступить.

Вторые, наспех сколоченные, сани подцепили за крепкими первыми.

Матрена бегала среди мужчин, суетилась и помогала накатывать бревна на сани. Тут заметил я,

что она в моей телогрейке, уже измазала рукава о льдистую грязь бревен, - и с неудовольствием

сказал ей об этом. Телогрейка эта была мне память, она грела меня в тяжелые годы.

Так я в первый раз рассердился на Матрену Васильевну.

Ой-ой-ойиньки, головушка бедная! - озадачилась она. - Ведь я ее бегма подхватила, да и

забыла, что твоя. Прости, Игнатич. - И сняла, повесила сушиться.

Погрузка кончилась, и все, кто работал, человек до десяти мужчин, прогремели мимо моего

стола и нырнули под занавеску в кухоньку. Оттуда глуховато застучали стаканы, иногда звякала

Тяжелый запах самогона докатился до меня. Но пили недолго - темнота заставляла спешить. Стали

выходить. Самодовольный, с жестоким лицом вышел тракторист.

Сопровождать сани до Черустей шли зять-машинист, хромой сын Фаддея и еще племянник

один. Остальные расходились по домам. Фаддей, размахивая палкой, догонял кого-то, спешил что-

то втолковать. Хромой сын задержался у моего стола закурить и вдруг заговорил, как любит он

тетку Матрену, и что женился недавно, и вот сын у него родился только что. Тут ему крикнули, он

ушел. За окном зарычал трактор.

Последней торопливо выскочила из-за перегородки Матрена. Она тревожно качала головой

вслед ушедшим. Надела телогрейку, накинула платок. В дверях сказала мне:

И что было двух не срядить? Один бы трактор занемог – другой подтянул. А теперь чего

будет -- Богу весть!...

И убежала за всеми.

После пьянки, споров и хождения стало особенно тихо в брошенной избе, выстуженной частым

открыванием дверей. За окнами уже совсем стемнело. Я тоже влез в телогрейку и сел за стол.

Трактор стих в отдалении.

Прошел час, другой. И третий. Матрена не возвращалась, но я не удивлялся: проводив сани,

должно быть, ушла к своей Маше.

И еще прошел час. И еще. Не только тьма, но глубокая какая-то тишина опустилась на

деревню. Я не мог тогда понять, отчего тишина -- оттого, оказалось, что за весь вечер ни одного

поезда не прошло по линии в полуверсте от нас. Приемник мой молчал, и я заметил, что очень уж,

как никогда, развозились мыши: все нахальней, все шумней они бегали под обоями, скребли и

попискивали.

Я очнулся. Был первый час ночи, а Матрена не возвращалась.

подтолкнуло меня, что это к нам. И, правда, скоро резкий стук раздался в ворота. Чужой властный

спала, окна не светились, а снег за неделю притаял и тоже не отсвечивал. Я отвернул нижнюю

завертку и впустил. К избе прошли четверо в шинелях. Неприятно это очень, когда ночью

приходят к тебе громко и в шинелях.

При свете огляделся я, однако, что у двоих шинели - железнодорожные.

Старший, толстый, с таким же лицом, как у того тракториста, спросил:

Где хозяйка?

Не знаю.

А трактор с санями из этого двора уезжал?

Из этого.

Они пили тут перед отъездом?

Все четверо щурились, оглядывались в полутьме от настольной лампы. Я так понял, что кого-то

арестовали или хотели арестовать.

Да что случилось?

Отвечайте, что вас спрашивают!

Поехали пьяные?

Они пили тут?

Убил ли кто кого? Или перевозить нельзя было горницы? Очень уж они на меня наседали. Но

одно было ясно: что за самогонщину Матрене могут дать срок.

Я отступил к кухонной дверке и так перегородил ее собою.

Право, не заметил. Не видно было. (Мне и действительно не видно было, только слышно.)

И как бы растерянным жестом я провел рукой, показывая обстановку избы: мирный настольный

свет над книгами и тетрадями; толпу испуганных фикусов; суровую койку отшельника. Никаких

следов разгула.

Они уже и сами с досадой заметили, что никакой попойки здесь не было. И повернули к

выходу, между собой говоря, что, значит, пьянка была не в этой избе, но хорошо бы прихватить,

что была. Я провожал их и допытывался, что же случилось. И только в калитке мне буркнул один:

Разворотило их всех. Не соберешь.

Да это что! Двадцать первый скорый чуть с рельс не сошел, вот было бы.

И они быстро ушли.

Кого - их? Кого - всех? Матрена-то где?

Быстро я вернулся в избу, отвел полог и прошел в кухоньку. Самогонный смрад ударил в меня.

Это было застывшее побоище - сгруженных табуреток и скамьи, пустых лежачих бутылок и одной

неоконченной, стаканов, недоеденной селедки, лука и раскромсанного сала.

Все было мертво. И только тараканы спокойно ползали по полю битвы.

И вдруг скрипнула наша калитка. Я быстро вышел на мосты:

Матрена Васильевна?

В избу, пошатываясь, вошла ее подруга Маша:

Матрена-то... Матрена-то наша, Игнатич...

Я усадил ее, и, мешая со слезами, она рассказала.

На переезде - горка, въезд крутой. Шлагбаума нет. С первыми санями трактор перевалил, а

трос лопнул, и вторые сани, самодельные, на переезде застряли и разваливаться начали - Фаддей

для них лесу хорошего не дал, для вторых саней. Отвезли чуток первые - за вторыми вернулись,

трос ладили - тракторист и сын Фаддея хромой, и туда же, меж трактором и санями, понесло и

Матрену. Что" она там подсобить могла мужикам? Вечно она в мужичьи дела мешалась. И конь

когда-то ее чуть в озеро не сшиб, под прорубь. И зачем на переезд проклятый пошла? - отдала

горницу, и весь ее долг, рассчиталась... Машинист все смотрел, чтобы с Черустей поезд не

нагрянул, его б фонари далеко видать, а с другой стороны, от станции нашей, шли два паровоза

сцепленных - без огней и задом. Почему без огней -- неведомо, а когда паровоз задом идет --

машинисту с тендера сыплет в глаза пылью угольной, смотреть плохо. Налетели - и в мясо тех

троих расплющили, кто между трактором и санями. Трактор изувечили, сани в щепки, рельсы

вздыбили, и паровоза оба набок.

Да как же они не слышали, что паровозы подходят?

Да трактор-то заведенный орет.

А с трупами что?

Не пускают. Оцепили.

А что я про скорый слышал... будто скорый?...

А скорый десятичасовой -- нашу станцию с ходу, и тоже к переезду. Но как паровозы

рухнули - машинисты два уцелели, спрыгнули и побежали назад, и руками махают, на рельсы

ставши - и успели поезд остановить... Племянника тоже бревном покалечило. Прячется сейчас у

Клавки, чтоб не знали, что он на переезде был. А то ведь затягают свидетелем!... Незнайка на печи

лежит, а знайку на веревочке ведут... А муж Киркин - ни царапины. Хотел повеситься, из петли

вынули. Из-за меня, мол, тетя погибла и брат. Сейчас пошел сам, арестовался. Да его теперь не в

тюрьму, его в дом безумный. Ах, Матрена-Матренушка!...

Она не скопила имущества к смерти... Грязно-белая коза, колченогая кошка, фикусы...

Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по

пословице, не стоит село.

Ни город.

Ни вся земля наша.

Героиня рассказа - не выдуманный писателем персонаж. Автор пишет о реальном человеке -

Матрене Васильевне Захаровой, у которой он жил в 50-е годы. В книге Натальи Решетовской

«Александр Солженицын и читающая Россия» помещены сделанные Солженицыным фотографии

Матрены Васильевны, ее дома, комнаты, которую снимал писатель.

Даже краткое содержание рассказа «Матренин двор», написанного А.Солженицыным в 1963 году, способно дать читателю представление о патриархальной жизни русской деревенской глубинки.

Краткое содержание «Матренин двор» (введение)

По пути из Москвы, на 184 километре по Муромской и Казанской ветке даже через полгода после описанных событий поезда поневоле замедляли ход. По причине, известной только рассказчику и машинистам.

Краткое содержание «Матренин двор» (ч.1)

Рассказчик, вернувшись из Азии в 1956 году, после долгого отсутствия (воевал, но не сразу вернулся с войны, получил 10 лет лагерей), устроился работать в поселковую школу российской глубинки учителем математики. Не желая жить в поселковом бараке "Торфопродукта", он искал угол в сельском доме. В деревне Тальново квартиранта привели к Матрене Васильевне Григорьевой, одинокой женщине лет шестидесяти.

Изба Матрены была старая и добротная, построенная для большой семьи. Просторное помещение было темноватым, у окна в горшках и кадках безмолвно "толпились" фикусы - любимцы хозяйки. В доме еще жили колченогая кошка, мыши, а в крошечной кухоньке - тараканы.

Матрена Васильевна хворала, но инвалидности не давали, а пенсии не получала она, не имея отношения к рабочему классу. В колхозе работала за трудодни, то есть денег не было.

Питалась сама Матрена и кормила Игнатича - учителя-постояльца - скудно: мелким картофелем и кашей из самой дешевой крупы. Топливо селяне вынуждены были воровать у треста, за что их могли посадить. Хоть в округе и добывали торф, но местным жителям продавать не полагалось.

Нелегкая жизнь Матрены состояла из разных дел: сбор торфа и сухих пеньков, а также брусники на болотах, беготня по конторам за справками для пенсии, добыча тайком сена для козы, а также родственники и соседки. Но в эту зиму жизнь немного наладилась - отпустила болезнь, и стали платить ей за квартиранта и крошечную пенсию. Она была счастлива, что смогла заказать новые валенки, перешить в пальто старую железнодорожную шинель и купить новую телогрейку.

Краткое содержание «Матренин двор» (ч.2)

Однажды учитель застал в избе черного бородатого старика - Фаддея Григорьева, что пришел просить за сына-двоечника. Оказалось, что за Фаддея Матрена должна была выйти замуж, но его забрали на войну, и три года от него не было вестей. К ней посватался Ефим, его младший брат (после смерти матери рук в семье не хватало), и она пошла за него замуж в избу, построенную их отцом, где и жила по сей день.

Фаддей, вернувшись из плена, не изрубил их только потому, что пожалел брата. Он женился, выбрав тоже Матрену, срубил новую избу, где и теперь жил с женой и шестью детьми. Та, другая Матрена, часто после побоев прибегала жаловаться на жадность и жестокость мужа.

У Матрены Васильевны своих детей не было, шестерых новорожденных до войны схоронила. Ефима забрали на войну, и он пропал без вести.

Тогда попросила Матрена у своей тезки ребеночка на воспитание. Воспитала, как родную, девочку Киру, которую удачно выдала замуж - за молодого машиниста в соседнюю деревню, откуда иногда ей присылали помощь. Часто болея, женщина решила часть избы завещать Кире, хотя на нее рассчитывали три Матренины сестры.

Кира попросила свое наследство, чтобы со временем построить дом. Старик Фаддей потребовал отдать избу при жизни Матрены, хотя ей до смерти было жаль ломать дом, в котором прожила сорок лет.

Он собрал родственников, чтобы разобрать горницу, а потом еще раз собрать, избу он еще парнем на пару с отцом строил для себя и первой Матрены. Пока стучали топоры мужчин, женщины готовили самогон и закуску.

При перевозке избы на застряли сани с досками. Под колесами паровоза погибли три человека, в том числе и Матрена.

Краткое содержание «Матренин двор» (ч.3)

На деревенских похоронах отпевание было больше похоже на сведение счетов. Сестры Матрены, причитая над гробом, излагали свои мысли - отстаивали права на ее наследство, а родственницы покойного мужа не соглашались. Ненасытный Фаддей правдами-неправдами затащил-таки бревна подаренной горницы к себе во двор: терять добро было неприлично и стыдно.

Слушая отзывы односельчан о Матрене, учитель понял, что она не вписывалась в обычные рамки крестьянских представлений о счастье: не держала поросенка, не стремилась обзавестись добром и нарядами, скрывающими под своим блеском все пороки и уродство души. Горе от потери детей и мужа не сделало ее злой и бессердечной: она по-прежнему помогала всем бесплатно и радовалась всему хорошему, что встречалось ей в жизни. А нажила-то всего фикусы, колченогую кошку и грязно-белую козу. Все, кто жили рядом, не понимали, что она-то и есть истинная праведница, без которой не стоять ни деревне, ни городу, ни земле нашей.

В своем рассказе Солженицын ("Матренин двор") краткое содержание не включает этот эпизод, пишет, что Матрена верила неистово, скорее была язычницей. Но оказалось, что в жизни своей она ни на йоту не отступала от правил христианской морали и нравственности.

Рассмотрим произведение, которое создал Солженицын в 1959 году. Нас интересует его краткое содержание. "Матренин двор" - рассказ, который был опубликован впервые в журнале "Новый мир" в 1963 году.

Автор начинает свое повествование с рассказа о том, что на 184-м км от Москвы, следуя по Рязанской железной дороге, поезда еще полгода после одного события замедляли свой ход. Прочитав краткое содержание книги "Матренин двор", вы узнаете, что произошло на этом месте. Пассажиры еще долго выглядывали в окна, желая увидеть собственными глазами причину, о которой было известно лишь машинистам.

Начало первой главы

Следующими событиями начинается первая глава, ее краткое содержание. "Матренин двор" состоит из трех глав.

Игнатич, рассказчик, летом 1956 года возвратился в Россию из знойного Казахстана, не определив еще точно, куда он поедет. Его не ждали нигде.

Как рассказчик оказался в деревне Тальново

Он мог заняться за год до описываемых в произведении событий разве что наиболее неквалифицированной работой. Его вряд ли взяли бы даже электриком на порядочное строительство. А рассказчику "хотелось учительствовать". Сейчас же он вошел несмело во Владимирское облоно и спросил, нужны ли в самой глубинке учителя математики? Очень удивило такое заявление местных чиновников, поскольку каждый хотел работать ближе к городу. Направили в Высокое Поле рассказчика из произведения "Матренин двор". Краткое содержание, анализ этого рассказа лучше составлять, упомянув о том, что он не сразу обосновался в деревне Тальново.

Кроме прекрасного названия, в Высоком Поле не было ничего. Он от этой работы отказался, поскольку необходимо было чем-то питаться. Затем ему предложили отправиться на станцию Торфопродукт. Из домиков и бараков состоял этот неказистый поселок. Леса не было здесь и в помине. Достаточно унылым оказалось это место, однако не приходилось выбирать. Игнатич, переночевав на станции, узнал о том, что ближайшей деревней является Тальново, а за ней шли Спудни, Часлицы, Овинцы, Шевертни, находившиеся в стороне от железнодорожных путей. Это нашего героя заинтересовало, он решил найти здесь жилье.

Новое место жительства Игнатича - Матренин двор

Краткое содержание по частям дальнейших событий будет нами последовательно описано. Выяснилось вскоре после прибытия на место рассказчика, что найти жилье не так-то просто. Несмотря на то что учитель был выгодным квартирантом (школа сулила за него сверх оплаты за квартиру на зиму машину торфа), все избы здесь были переполнены. Только на окраине Игнатич отыскал себе неказистый приют - Матренин двор. Краткое содержание, анализ произведений - все это лишь вспомогательные материалы. Для целостного понимания рассказа следует ознакомиться с авторским оригиналом.

Дом Матрены был большим, но неухоженным и обветшалым. Он был построен добротно и давно, на большую семью, но теперь здесь жила лишь одинокая женщина лет 60. Матрене нездоровилось. Она жаловалась на "черный недуг", лежала на печи. Особой радости при виде Игнатича хозяйка не проявила, а тот понял сразу, что ему суждено здесь поселиться.

Жизнь в избе Матрены

Большую часть своего времени Матрена проводила на печи, выделив лучшее место многочисленным фикусам. Угол у окна был отведен постояльцу. Здесь он поставил стол, раскладушку, книги, отгородившись от основного пространства фикусами.

Кроме Матрены Васильевны, в избе обитали тараканы, мыши да колченогая кошка. Тараканы спасались от кошки за наклеенными в несколько слоев обоями. Вскоре постоялец свыкся со своим новым житьем. В 4 часа утра вставала хозяйка, доила козу, а затем варила в 3 чугунках картошку: козе, себе и постояльцу. Однообразной была пища: или "облупленная картовь", или ячневая каша, или "суп картонный" (так все в деревне называли его). Однако Игнатич был доволен и этим, поскольку жизнь его научила находить смысл жизни не в еде.

Как Матрена Васильевна хлопотала себе пенсию

Краткое содержание повести "Матренин двор" далее более подробно знакомит читателя с хозяйкой, у которой поселился Игнатич. У Матрены в ту осень было много обид. Вышел в то время новый пенсионный закон. Соседи ее надоумили добиваться пенсии, право на которую женщина "не заслужила", поскольку работала 25 лет в колхозе за трудодни, а не за деньги. Теперь Матрена была больная, но инвалидом не считалась по той же причине. Нужно было также хлопотать пенсию за мужа, за утерю кормильца. Однако его не было уже 15 лет, с самого начала войны, и теперь было нелегко добыть справки с различных мест о его стаже и заработке. По нескольку раз приходилось переписывать эти бумаги, исправлять, затем относить в собес, а он находился за 20 км от Тальнова. Сельсовет был расположен за 10 км в другую сторону, а в часе ходьбы в третью находился поселковый совет.

Матрена вынуждена воровать торф

Бесплодно походив 2 месяца, измучилась старая женщина - героиня, которую создал в произведении Солженицин ("Матренин двор"). Краткое содержание, к сожалению, не позволяет составить исчерпывающее ее описание. Она жаловалась на притеснения. Матрена после этих бессмысленных хождений принималась за работу: копала картошку или отправлялась за торфом и возвращалась назад усталая и просветленная. Игнатич интересовался у нее, неужели выделенной школой машины торфа не хватит? Но Матрена его уверяла, что необходимо запастись на зиму тремя машинами. Официально жителям не полагался торф, а за воровство его ловили и судили. По деревне ходил председатель колхоза, мутно и требовательно или простодушно смотрел в глаза и говорил обо всем, кроме топлива, ведь он запасся сам. Тянули у треста торф. Можно было за один раз унести мешок в 2 пуда. Его хватало на одну протопку.

Насыщенные трудом будни Матрены Васильевны

Трудовые будни Матрены - важная составная часть произведения. Без их описания нельзя обойтись, составляя краткое содержание рассказа "Матренин двор" Солженицына. Матрена ходила в день по 5-6 раз, пряча украденный торф для того, чтобы его не отняли. Патруль часто ловил баб у входа в деревню, а также обыскивал дворы. Однако приближение зимы было неотвратимо, и люди вынуждены были преодолевать страх. Отметим это, составляя краткое содержание. "Матренин двор" знакомит нас далее с наблюдениями Игнатича. Он заметил, что множеством дел заполнен день ее хозяйки. Женщина носила торф, запасала на зиму бруснику, козе - сено, копала "картовь". По болотам приходилось косить, поскольку колхоз урезал инвалидам участки, хотя и за 15 соток нужно было отрабатывать в местном колхозе, где не хватало рук. Когда хозяйку Игнатича вызывали на колхозные работы, женщина не отнекивалась, она соглашалась покорно, узнав о времени сбора. Часто звали подсобить Матрену и соседи - пахать огород или копать картошку. Женщина бросала все дела и отправлялась помогать просительнице. Делала она это совершенно бесплатно, считая долгом.

Ей также выпадала работа, когда приходилось раз в 1,5 месяца кормить козьих пастухов. Женщина шла в сельпо и покупала продукты, которые не ела сама: сахар, масло, рыбные консервы. Хозяйки друг перед другом выкладывались, стараясь получше накормить пастухов, так как их ославят по всей деревне, если что-то будет не так.

Матрену временами сваливал недуг. Тогда женщина лежала, практически не двигаясь, не желая ничего, кроме покоя. В это время приходила помочь по хозяйству Маша, ее близкая подруга с ранних лет.

Жизнь Матрены Тимофеевны налаживается

Однако дела звали Матрену к жизни, и, немного полежав, она вставала, расхаживалась медленно, затем начинала передвигаться живее. Она рассказывала Игнатичу, что была в молодости смелая и сильная. Сейчас же Матрена боялась пожара, а поезда - больше всего.

Жизнь Матрены Васильевны все же наладилась к зиме. Ей начали платить пенсию 80 рублей, да еще школа 100 рублей выделяла за постояльца. Матрене завидовали соседки. А она, зашив себе на похороны 200 рублей в подкладку пальто, говорила, что теперь и она немного увидала покой. Даже объявились родственники - 3 сестры, боявшиеся до этого, что женщина станет просить у них помощи.

Вторая глава

Матрена рассказывает Игнатичу о себе

Игнатич со временем сам о себе рассказал. Он сообщил, что провел долгое время в тюрьме. Старуха кивала головой молча, как будто и раньше об этом подозревала. Он узнал также, что Матрена еще до революции вышла замуж и сразу же поселилась в этой избе. У нее было 6 детей, но они все в малолетстве поумирали. Муж с войны не вернулся, пропал без вести. Жила у Матрены воспитанница Кира. А возвратившись однажды из школы, Игнатич застал высокого черного старика в избе. Лицо его заросло сплошь черной бородой. Это оказался Фаддей Миронович, деверь Матрены. Он пришел просить за Григорьева Антона, своего нерадивого сына, который учился в 8 "Г" классе. Матрена Васильевна вечером рассказала о том, что чуть не вышла замуж за него в молодости.

Фаддей Миронович

Фаддей Миронович сватался за нее первым, раньше, чем Ефим. Ей было 19, а ему 23 года. Однако грянула война, и на фронт забрали Фаддея. Матрена его ждала 3 года, но ни единой весточки не пришло. Революции минули, и посватался Ефим. 12 июля, на Петров день, они поженились, а 14 октября, на Покров, вернулся из венгерского плена Фаддей. Если бы не брат, Фаддей убил бы и Матрену, и Ефима. Он говорил позже, что будет искать жену с таким же именем. И вот Фаддей привел "вторую Матрену" в новую избу. Он часто бил жену, и она бегала жаловаться на него Матрене Васильевне.

Кира в жизни Матрены

О чем, казалось бы, жалеть Фаддею? 6 детей родила ему супруга, все они выжили. А дети Матрены Васильевны умирали, не дожив и до 3 месяцев. Женщина считала, что на ней порча. В 1941 году на фронт не взяли Фаддея из-за слепоты, а вот Ефим отправился на войну и пропал без вести. Матрена Васильевна выпросила у "второй Матрены" Киру, младшую дочь, и растила 10 лет, после чего выдала ее замуж за машиниста из Черусти. Тогда же, страдая от болезней и ожидая своей смерти, Матрена объявила свою волю - отдать после смерти отдельный сруб горницы в наследство Кире. Она ничего не сказала о самой избе, которую метили получить еще три ее сестры.

Избу Матрены сломали

Опишем то, как была сломана изба Матрены, продолжая краткое содержание. "Матренин двор" - рассказ, в котором Солженицын рассказывает нам далее о том, что Кира вскоре после откровенного разговора рассказчика со своей хозяйкой приехала к Матрене из Черустей, и старик Фаддей забеспокоился. Оказалось, что в Черустях молодым предлагают для строительства дома участок земли, вот и понадобилась Кире горница Матрены. Загоревшийся захватить в Черустях участок Фаддей зачастил к Матрене Васильевне, требуя от нее обещанную горницу. 2 ночи не спала женщина, ей было нелегко решиться сломать крышу, под которой она жила 40 лет. Это означало для Матрены конец ее жизни. Фаддей однажды в феврале явился с 5 сыновьями, и заработали 5 топоров. Пока избу ломали мужчины, женщины ко дню погрузки готовили самогон. Из Черустей приехал зять-машинист с трактористом. Однако резко менялась погода, и 2 недели трактору не давалась разломанная горница.

Роковое событие

Очень сдала за это время Матрена. Ее ругали сестры за то, что она отдала Кире горницу, куда-то делась кошка... Дорога, наконец, установилась, прибыл трактор с большими санями, затем сбили наскоро и вторые. Стали спорить о том, как их везти - вместе или порознь. Зять-машинист и Фаддей боялись, что двух саней не утянуть трактору, а две ходки трактористу делать не хотелось. Он их за ночь сделать не успевал, а трактор должен к утру стоять в гараже. Мужики, погрузив горницу, сели за стол, однако ненадолго - заставляла спешить темнота. Матрена выскочила вслед за мужчинами, сетуя на то, что одного трактора недостаточно. Ни через час, ни через 4 не возвратилась Матрена. В избу в час ночи постучались и вошли 4 железнодорожника. Они спрашивали, не пили ли рабочие и тракторист перед отъездом. Игнатич загородил вход на кухню, и они заметили с досадой, что в избе никакой попойки не было. Уходя, один из них сказал, что всех "разворотило", а скорый поезд чуть не сошел с рельс.

Подробности произошедшего

Включим некоторые подробности этого трагического события в составленное нами краткое содержание рассказа "Матренин двор". Подруга Матрены, Маша, пришедшая с рабочими, рассказала, что через переезд перевалил трактор с первыми санями, но застряли вторые, самодельные, так как лопнул тянувший их трос. Трактор попытался их вытянуть, сын Фаддея и тракторист ладили трос, им взялась помогать и Матрена. Машинист следил за тем, чтобы поезд с Черустей не нагрянул. А тут подавали задом маневровый паровоз, двигавшийся без огней, он и смял их троих. Работал трактор, поэтому паровоза не слышали. Что же стало с героями произведения? Краткое содержание повести Солженицына "Матренин двор" дает ответ на этот вопрос. Уцелели машинисты и кинулись сразу тормозить скорый. Они едва успели. Разбежались свидетели. Едва не повесился муж Киры, его вытащили из петли. Ведь из-за него погибла тетя и брат жены. Затем муж Киры пошел сдаваться властям.

Третья глава

Краткое содержание рассказа "Матренин двор" продолжается описанием третьей главы произведения. В мешке утром привезли останки Матрены. Три ее сестры пришли, заперли сундук, захватили имущество. Они плакали, укоряя женщину в том, что она погибла, не послушав их, разрешив ломать горницу. Подойдя к гробу, древняя старуха строго произнесла, что в мире есть две загадки: человек не помнит, как он родился, и не знает, как умрет.

То, что произошло после события на железной дороге

Краткое содержание рассказа "Матренин двор" по главам нельзя описать, не рассказав о том, что произошло после рокового события на железной дороге. От людского суда тракторист ушел. Управление дороги было виновато само, что оживленный переезд не охранялся, что без огней шла паровозная "сплотка". Именно поэтому они хотели свалить все на пьянку, а когда сделать это не получилось, решили замять суд. Ремонт искореженных путей шел 3 дня. Дармовые бревна жгли мерзнущие рабочие. Фаддей метался, пытаясь спасти остатки горницы. Об убитой им любимой когда-то женщине и сыне он не горевал. Собрав родню, он свез горницу в объезд через 3 деревни к себе во двор. Погибших на переезде похоронили утром. Фаддей приходил после похорон, рядился об имуществе с сестрами Матрены. Помимо горницы, ему выделили сарай, в которой жила коза, а также весь внутренний забор. Он все свез с сыновьями к себе во двор.

Подходит к концу рассказ, который написал Солженицын ("Матренин двор"). Краткое содержание заключительных событий этого произведения следующее. Заколотили избу Матрены. К ее золовке перебрался Игнатич. Она пыталась всячески унизить бывшую его хозяйку, говоря, что она помогала всем бескорыстно, была грязнулей и неумехой. И лишь тогда перед рассказчиком всплыл образ Матрены, с которой он бок о бок жил, не понимая ее. Эта женщина не выбивалась из сил для того, чтобы купить вещи и затем беречь их больше жизни, не гналась она и за нарядами, которые приукрашивают злодеев и уродов. Никем не оцененная и не понятая, она и была тем праведником, без которого ни одно село, ни один город не стоит. Не стоит без него и вся земля наша, как считает Солженицын. "Матренин двор", краткое содержание которого было представлено в этой статье, - одно из наиболее известных и лучших произведений этого автора. Андрей Синявский назвал его "основополагающей вещью" "деревенской литературы" в нашей стране. Конечно, художественной ценности произведения не передает краткое содержание. "Матренин двор" (Солженицын) по главам был описан нами для того, чтобы познакомить читателя с сюжетной канвой рассказа.

Наверняка вам интересно будет узнать, что произведение основано на реальных событиях. В реальности героиню рассказа звали Захаровой Матреной Васильевной. В селе Мильцево происходили в действительности события, описанные в рассказе. Мы изложили лишь его краткое содержание. "Матренин двор" (Солженицын), по главам описанный в этой статье, знакомит читателя с деревенской жизнью в советское время, с типом праведника, без которого ни одно село не стоит.

В журнале «Новый мир» было опубликовано несколько работ Солженицына, среди них и «Матренин двор». Рассказ, по словам писателя, «полностью автобио­графичен и достоверен». В нём говорится о русском селе, о его жителях, об их ценностях, о добре, справедливости, сочувствии и сострадании, труде и помощи, — качествах, которые умещаются в праведнике, без которого «не стоит село».

«Матренин двор» — история о несправедливости и жестокости судьбы человека, о советских порядках послесталинских времён и о быте самых обычных людей, обитающих далеко от городской жизни. Повествование ведётся не от лица главной героини, а от лица рассказчика, Игнатьича, который во всей истории будто бы играет роль только стороннего наблюдателя. Описанное в рассказе датируется 1956 годом — прошло три года после гибели Сталина, и тогда российский народ ещё не знал и не осознавал, как жить дальше.

«Матренин двор» разделён на три части:

1. Первая рассказывает историю Игнатьича, начинается она на станции Торфпродукт. Герой сразу раскрывает карты, не делая из этого никакой тайны: он — бывший заключённый, а теперь работает учителем в школе, приехал в туда в поисках умиротворения и спокойствия. В сталинское время людям, побывавшим в заключении, практически невозможно было найти рабочее место, а после смерти вождя очень многие становились школьными учителями (дефицитная профессия). Игнатьич останавливается у пожилой трудолюбивой женщины по имени Матрена, с которой ему легко в общении и спокойно на душе. Жилище её было бедно, крыша иногда протекала, но это вовсе не значило, что в нём не было уюта: «Может, кому из деревни, кто побогаче, изба Матрены и не казалась доброжилой, нам же с ней в ту осень и зиму вполне была хороша».
2. Вторая часть рассказывает о юности Матрёны, когда ей пришлось многое пережить. Война отняла у неё жениха Фадея, и ей пришлось выйти за его брата, у которого на руках остались дети. Пожалев его, она стала его женой, хотя и не любила его вовсе. Но спустя три года вдруг вернулся Фадей, которого женщина любила до сих пор. Вернувшийся воин возненавидел ее и брата за предательство. Но тяжёлая жизнь не смогла убить в ней доброту и трудолюбие, ведь именно в труде и заботе о других она находила утешение. Даже погибла Матрена, занимаясь делами – она помогала возлюбленному с сыновьями перетаскивать через железнодорожные пути часть своего дома, которая была завещана Кире (его же дочери). И эту смерть повлекла за собой жадность, алчность и чёрствость Фадея: наследство он решил отнять, пока Матрена ещё была жива.
3. В третьей части говорится о том, как рассказчик узнаёт о смерти Матрены, описывает похороны и поминки. Родные ей люди плачут не от горя, а скорее, потому, что так принято, а в головах у них только мысли о разделе имущества погибшей. Фадея на поминках нет.

Главные герои

Матрена Васильевна Григорьева – пожилая женщина, крестьянка, которую освободили от работы в колхозе из-за болезни. Она всегда была рада помочь людям, даже чужим. В эпизоде, когда рассказчик поселяется у неё в избе, автор упоминает, что намеренно квартиранта она никогда не искала, то есть заработка на этой почве не хотела, не наживалась даже на том, на чём могла. Её богатством были горшки с фикусами и старая домашняя кошка, которую она взяла на улице, коза, а ещё мыши и тараканы. Замуж за брата своего жениха Матрена вышла тоже из желания помогать: «Мать у них умерла…рук у них не хватало».

У самой Матрены тоже родились детишки, шестеро, но все умерли в раннем детстве, поэтому на воспитание она опосля взяла младшую дочь Фадея Киру. Матрена поднималась ранним утром, работала до самой темноты, но никому не показывала усталости или недовольства: со всеми была добра и отзывчива. Она всегда очень боялась стать кому-то обузой, не жаловалась, даже позвать доктора лишний раз опасалась. Повзрослевшей Кире Матрена захотела подарить свою горницу, для чего требовалось поделить дом – во время переезда вещи Фадея застряли в санках на железнодорожных путях, и Матрена попала под поезд. Теперь не у кого было просить подмоги, не было человека, готового бескорыстно прийти на помощь. Зато родственники погибшей держали в уме только мысль о наживе, о разделении того, что осталось от бедной крестьянки, уже на похоронах задумываясь об этом. Матрена очень сильно выделялась на фоне односельчан, была тем самым незаменимым, незаметным и единственным праведником.

Рассказчик, Игнатьич , в какой-то мере является прототипом писателя. Он отбыл ссылку и был оправдан, после пустился на поиски спокойной и безмятежной жизни, хотел работать школьным учителем. Прибежище он нашёл у Матрены. Судя по желанию отдалиться от городской суеты, рассказчик не очень общителен, любит тишину. Он беспокоится, когда женщина по ошибке берёт его телогрейку, и не находит себе места от громкости репродуктора. С хозяйкой дома рассказчик сошёлся характерами, это показывает, что он всё же не совсем асоциален. Тем не менее, в людях он разбирается не очень хорошо: смысл, которым жила Матрена, он понял только после того, как она ушла из жизни.

Темы и проблемы

Солженицын в рассказе «Матренин двор» рассказывает о быте жителей русской деревни, о системе взаимоотношений власть-человек, о высоком смысле бескорыстного труда в царствии эгоизма и алчности.

Из этого всего ярче всего показана тема труда. Матрена – человек, который не просит ничего взамен, и готов отдать себя всего на благо другим. Её не ценят и даже не пытаются понять, а ведь это человек, переживающий каждый день трагедию: поначалу ошибки юности и боль утраты, после – частые болезни, надрывный труд, не жизнь, а выживание. Но от всех проблем и тягот Матрена находит утешение в работе. И, в конце концов, именно работа и непосильный труд приводят её к смерти. Смысл жизни Матрены – именно это, а ещё забота, помощь, желание быть нужной. Поэтому деятельная любовь к ближним – основная тема рассказа.

Так же важное место в рассказе занимает проблема нравственности. Материальные ценности в селе превозносятся над человеческой душой и ее трудом, над человечностью вообще. Понять глубину характера Матрены второстепенные герои просто неспособны: алчность и желание обладать большим застилает им глаза и не позволяет видеть доброту и искренность. Фадей потерял сына и жену, зятю грозит заключение, но мысли его занимает то, как уберечь брёвна, которые не успели сжечь.

Помимо этого, в рассказе есть тема мистики: мотив неопознанного праведника и проблема проклятых вещей – которых касались люди, полные корысти. Фадей сделал горницу избы Матрены проклятой, взявшись валить её.

Идея

Вышеупомянутые темы и проблемы в рассказе «Матренин двор» направлены на то, чтобы раскрыть глубину чистого мировоззрения главной героини. Обычная крестьянка служит примером тому, что сложности и потери только закаляют русского человека, а не ломают его. Со смертью Матрены всё то, что она фигурально выстраивала, рушится. Её дом растаскивают, остатки имущества делят между собой, двор остаётся пустым, бесхозным. Поэтому жизнь ее выглядит жалко, потери никто не осознает. Но не то же ли самое случится с дворцами и драгоценностями сильных мира сего? Автор демонстрирует бренность материального и учит нас не судить окружающих по богатству и достижениям. Истинное значение имеет нравственный облик, который не меркнет даже после смерти, ведь остается в памяти тех, кто увидел его свет.

Может, со временем герои заметят, что не хватает очень важной части их жизни: неоценимых ценностей. Зачем же раскрывать глобальные нравственные проблемы в таких убогих декорациях? И в чем тогда заключается смысл названия рассказа «Матренин двор»? Последние слова о том, что Матрена была праведницей, стирают границы её двора и раздвигают их до масштабов всего мира, делая тем самым проблему нравственности общечеловеческой.

Народный характер в произведении

Солженицын рассуждал в статье «Раскаяние и самоограничение»: «Есть такие прирожденные ангелы они как будто невесомы, они скользят как бы поверх этой жижи, нис­колько в ней не утопая, даже касаясь ли стопами ее поверхности? Ка­ждый из нас встречал таких, их не десятеро и не сто на Россию, это - праведники, мы их видели, удивлялись («чудаки»), пользовались их добром, в хорошие минуты отвечали им тем же, они располагают, - и тут же погружались опять на нашу обреченную глубину».

Матрену от остальных отличает способность сохранить человечность и твёрдый стержень внутри. Тем, кто бессовестно пользовался её помощью и добротой, могло бы показаться, что она безвольная и податливая, но помогала героиня, исходя только из внутренней бескорыстности и нравственного величия.

Интересно? Сохрани у себя на стенке!

На сто восемьдесят четвёртом километре от Москвы по ветке, что идёт к Мурому и Казани, ещё с добрых полгода после того все поезда замедляли свой ход почти как бы до ощупи. Пассажиры льнули к стёклам, выходили в тамбур: чинят пути, что ли? из графика вышел?

Нет. Пройдя переезд, поезд опять набирал скорость, пассажиры усаживались.

Только машинисты знали и помнили, отчего это всё.

Летом 1956 года из пыльной горячей пустыни я возвращался наугад – просто в Россию. Ни в одной точке её никто меня не ждал и не звал, потому что я задержался с возвратом годиков на десять. Мне просто хотелось в среднюю полосу – без жары, с лиственным рокотом леса. Мне хотелось затесаться и затеряться в самой нутряной России – если такая где-то была, жила.

За год до того по сю сторону Уральского хребта я мог наняться разве таскать носилки. Даже электриком на порядочное строительство меня бы не взяли. А меня тянуло – учительствовать. Говорили мне знающие люди, что нечего и на билет тратиться, впустую проезжу.

Но что-то начинало уже страгиваться. Когда я поднялся по лестнице Владимирского облоно и спросил, где отдел кадров, то с удивлением увидел, что кадры уже не сидели здесь за чёрной кожаной дверью, а за остеклённой перегородкой, как в аптеке. Всё же я подошёл к окошечку робко, поклонился и попросил:

– Скажите, не нужны ли вам математики? Где-нибудь подальше от железной дороги? Я хочу поселиться там навсегда.

Каждую букву в моих документах перещупали, походили из комнаты в комнату и куда-то звонили. Тоже и для них редкость была – все ведь просятся в город, да покрупней. И вдруг-таки дали мне местечко – Высокое Поле. От одного названия веселела душа.

Название не лгало. На взгорке между ложков, а потом других взгорков, цельно-обомкнутое лесом, с прудом и плотинкой, Высокое Поле было тем самым местом, где не обидно бы и жить и умереть. Там я долго сидел в рощице на пне и думал, что от души бы хотел не нуждаться каждый день завтракать и обедать, только бы остаться здесь и ночами слушать, как ветви шуршат по крыше – когда ниоткуда не слышно радио и всё в мире молчит.

Увы, там не пекли хлеба. Там не торговали ничем съестным. Вся деревня волокла снедь мешками из областного города.

Я вернулся в отдел кадров и взмолился перед окошечком. Сперва и разговаривать со мной не хотели. Потом всё ж походили из комнаты в комнату, позвонили, поскрипели и отпечатали мне в приказе: «Торфопродукт».

Торфопродукт? Ах, Тургенев не знал, что можно по-русски составить такое!

На станции Торфопродукт, состарившемся временном серо-деревянном бараке, висела строгая надпись: «На поезд садиться только со стороны вокзала!» Гвоздём по доскам было доцарапано: «И без билетов». А у кассы с тем же меланхолическим остроумием было навсегда вырезано ножом: «Билетов нет». Точный смысл этих добавлений я оценил позже. В Торфопродукт легко было приехать. Но не уехать.

А и на этом месте стояли прежде и перестояли революцию дремучие, непрохожие леса. Потом их вырубили – торфоразработчики и соседний колхоз. Председатель его, Горшков, свёл под корень изрядно гектаров леса и выгодно сбыл в Одесскую область, на том свой колхоз возвысив, а себе получив Героя Социалистического Труда.

Меж торфяными низинами беспорядочно разбросался посёлок – однообразные, худо штукатуренные бараки тридцатых годов и, с резьбой по фасаду, с остеклёнными верандами, домики пятидесятых. Но внутри этих домиков нельзя было увидеть перегородки, доходящей до потолка, так что не снять мне было комнаты с четырьмя настоящими стенами.

Над посёлком дымила фабричная труба. Туда и сюда сквозь посёлок проложена была узкоколейка, и паровозики, тоже густо дымящие, пронзительно свистя, таскали по ней поезда с бурым торфом, торфяными плитами и брикетами. Без ошибки я мог предположить, что вечером над дверьми клуба будет надрываться радиола, а по улице пображивать пьяные да подпыривать друг друга ножами.

Вот куда завела меня мечта о тихом уголке России. А ведь там, откуда я приехал, мог я жить в глинобитной хатке, глядящей в пустыню. Там дул такой свежий ветер ночами и только звёздный свод распахивался над головой.

Мне не спалось на станционной скамье, и я чуть свет опять побрёл по посёлку. Теперь я увидел крохотный базарец. По рани единственная женщина стояла там, торгуя молоком. Я взял бутылку, стал пить тут же.

Меня поразила её речь. Она не говорила, а напевала умильно, и слова её были те самые, за которыми потянула меня тоска из Азии:

– Пей, пей с душою желадной. Ты, потай, приезжий?

– А вы откуда? – просветлел я.

И узнал, что не всё вокруг торфоразработки, что есть за полотном железной дороги – бугор, а за бугром – деревня, и деревня эта – Тальново, испокон она здесь, ещё когда была барыня-«цыганка» и кругом лес лихой стоял. А дальше целый край идёт деревень: Часлицы, Овинцы, Спудни, Шевертни, Шестимирово – всё поглуше, от железной дороги подале, к озёрам.

Ветром успокоения потянуло на меня от этих названий. Они обещали мне кондовую Россию.

И я попросил мою новую знакомую отвести меня после базара в Тальново и подыскать избу, где бы стать мне квартирантом.

Я оказался квартирантом выгодным: сверх платы сулила школа за меня ещё машину торфа на зиму. По лицу женщины прошли заботы уже не умильные. У самой у неё места не было (они с мужем воспитывали её престарелую мать), оттого она повела меня к одним своим родным и ещё к другим. Но и здесь не нашлось комнаты отдельной, везде было тесно и лопотно.

Так мы дошли до высыхающей подпруженной речушки с мостиком. Милей этого места мне не приглянулось во всей деревне; две-три ивы, избушка перекособоченная, а по пруду плавали утки, и выходили на берег гуси, отряхиваясь.

– Ну, разве что к Матрёне зайдём, – сказала моя проводница, уже уставая от меня. – Только у неё не так уборно, в запущи она живёт, болеет.

Дом Матрёны стоял тут же, неподалеку, с четырьмя оконцами в ряд на холодную некрасную сторону, крытый щепою, на два ската и с украшенным под теремок чердачным окошком. Дом не низкий – восемнадцать венцов. Однако изгнивала щепа, посерели от старости брёвна сруба и ворота, когда-то могучие, и проредилась их обвершка.

Калитка была на запоре, но проводница моя не стала стучать, а просунула руку под низом и отвернула завёртку – нехитрую затею против скота и чужого человека. Дворик не был крыт, но в доме многое было под одной связью. За входной дверью внутренние ступеньки поднимались на просторные мосты , высоко осенённые крышей. Налево ещё ступеньки вели вверх в горницу – отдельный сруб без печи, и ступеньки вниз, в подклеть. А направо шла сама изба, с чердаком и подпольем.

Строено было давно и добротно, на большую семью, а жила теперь одинокая женщина лет шестидесяти.

Когда я вошёл в избу, она лежала на русской печи, тут же, у входа, накрытая неопределённым тёмным тряпьём, таким бесценным в жизни рабочего человека.

Просторная изба, и особенно лучшая приоконная её часть, была уставлена по табуреткам и лавкам – горшками и кадками с фикусами. Они заполнили одиночество хозяйки безмолвной, но живой толпой. Они разрослись привольно, забирая небогатый свет северной стороны. В остатке света, и к тому же за трубой, кругловатое лицо хозяйки показалось мне жёлтым, больным. И по глазам её замутнённым можно было видеть, что болезнь измотала её.

Разговаривая со мной, она так и лежала на печи ничком, без подушки, головой к двери, а я стоял внизу. Она не проявила радости заполучить квартиранта, жаловалась на чёрный недуг, из приступа которого выходила сейчас: недуг налетал на неё не каждый месяц, но, налетев, -

– …держит два-дни и три-дни, так что ни встать, ни подать я вам не приспею. А избу бы не жалко, живите.

И она перечисляла мне других хозяек, у кого будет мне покойней и угожей, и слала обойти их. Но я уже видел, что жребий мой был – поселиться в этой темноватой избе с тусклым зеркалом, в которое совсем нельзя было смотреться, с двумя яркими рублёвыми плакатами о книжной торговле и об урожае, повешенными на стене для красоты. Здесь было мне тем хорошо, что по бедности Матрёна не держала радио, а по одиночеству не с кем было ей разговаривать.