Повелитель мух в чем смысл. «Повелитель мух» Уильяма Голдинга: интересные факты

На фото : Кадр из фильма «Lord of the Flies» (1990)

Устоявшийся взгляд на роман Уильяма Голдинга «Повелитель мух» заключается в том, что роман затрагивает проблему превращения человека, как носителя цивилизации, в дикаря. Нет ничего странного в таком подходе, ведь роман был написан в 1954 году - всего девять лет спустя после окончания самой кровавой в истории человечества войны.

Вторая мировая показала ошеломлённому человечеству, насколько тонок налёт так называемой цивилизации, насколько жесток остаётся человек даже в самых развитых странах, претендующих на то, что несут факел цивилизации. Не удивительно, что роман Голдинга был сразу же воспринят, как чуть ли не парафраз Нюрнбергского процесса. И однако, как мне кажется, имеет смысл сегодня посмотреть на этот роман с другой точки зрения.

Дружба, ненависть, страх, социальная организация - вот идеи, красной нитью пронизывающие роман «Повелитель мух». Цивилизация? Да, конечно, и цивилизация, но ведь в конечном итоге, цивилизация есть функция от этих понятий. Цивилизация, основанная на стройной социальной иерархии, борется со страхом и ненавистью. Но проблема, которая собственно и высвечивается романом Голдинга, заключается в том, что крушение цивилизации не отменяет иерархию, дружбу; и уж конечно - ненависть и страх.

Вы не замечали, что два человека, испытывающие товарищеские чувства друг к другу, общаются между собой наедине не совсем так, как общаются между собой в компании? В этом нет ничего странного - ведь группа из трёх и более человек уже образует из себя социальную систему, в которой кто-то обязательно захочет играть роль лидера. Причём - увы - очень часто лидерство достигается путём унижения другого человека, пусть даже товарища.

Действие романа развивается на необитаемом острове, где-то в океане. Читая «Повелитель мух» всё никак невольно не можешь отделаться от того, что где-то этот остров уже был виден. Ах, да, одна из самых лучших компьютерных игр недавнего прошлого - Far Cry. Вот этот чарующий своей красотой тропический остров. Буйная цветастая зелень, пальмы, лианы, прозрачная голубая вода лагун и над всем - атмосфера страха и смерти. Причём от эпизода к эпизоду страх становится всё более липким, а смерть - всё неотвратимее, принимая в финале черты каких-то жутких монстров. Всё это есть и в «Повелители мух».

Действие начинается солнечным днём, когда два английских подростка лет двенадцати в точности как в Far Cry, оказываются на берегу лагуны. Из их первого неровного диалога выясняется, что они оказались на острове в результате какой-то катастрофы. Голдинг не считает нужным дать более точное объяснение: они летели на самолёте? Самолёт был сбит? Кем? Для сюжета романа, точно также как для сюжета компьютерной игры, это не имеет никакого значения. Главное - они оказались на острове. Одни, без взрослых. Пока только двое - один подтянутый, спортивного вида - Ральф и второй, толстый увалень в толстенных очках, который больше всего на свете боится, как бы его не стали обзывать «как в школе» - Хрюшой. Понятно, что именно Хрюшой его и будут затем звать, а разболтает эту обидную кличку его новый друг - Ральф. Разболтает для поддержания беседы и поднятия собственного авторитета.

Далее приятели находят в лагуне раковину, которую Ральф по совету Хрюши тут же использует в качестве призывного рога для сбора тех, кто уцелел после катастрофы. Тут, собственно, Голдингом используется хрестоматийный мифический образ: белокурый прекрасный король и его шут, который не так уж и глуп, и постоянно дающий королю ценные советы. Вообще, роман «Повелитель мух» самым активным образом эксплуатирует мифические образы. Возможно в том числе и в этом приёме скрыта его притягательная сила.

Итак, на призывный рог трубы с разных концов острова собираются группки детей, уцелевших после катастрофы. Есть тут и шестилетняя малышня, и ребята постарше. Отдельно подходит странный отряд, идущий в две шеренги. Каждый член отряда укутан чёрным плащом с большим серебристым крестом на груди - что за мифическое повествование без крестоносцев-тамплиеров? Командир отряда - Джек Меридью, который в дальнейшем, в точном соответствии с обычаями англосаксонских легенд, станет главным претендентом на престол и конкурентом Ральфа.

Быстро выяснив, что на острове нет ни единого взрослого, дети решают установить некое подобие социальной организации, для чего необходимо выбрать главного. Разумеется, им становится белокурый мальчик, держащий такой красивый рог-раковину. В этот момент в сердце Джека рождается неприязнь, вызванная обидой. Инстинктивно ощущая это, Ральф делает шаг навстречу, отдавая в его распоряжение «крестоносцев», присваивая им титул охотников (тут уж возникает аллюзия на другую компьютерную игру - Fallout 4). Между Ральфом и Джеком появляется некое подобие взаимной симпатии. Во что она выльется - в сотрудничество во имя общего спасения или ненависть из-за титула вожака?

На протяжении всего романа Ральф и Джек будут олицетворять две антитезы: цивилизацию и варварство. Причём с каждой страницей варварство будет всё меньше похоже на игру, всё больше оно будет затягивать детей, пока не накроет их с головой тёмной жаждой крови - человеческой крови. Но это будет потом, а пока.. Пока ничто не предвещает беды, мир чудесен - остров полон фруктов, солнца и - свободы от пут, которые наложили на детей взрослые.

Надо отметить, что тема взрослых также будет проходить через весь роман. Взрослые - далёкие боги, без которых так тяжело, но которые обязательно спасут попавших на остров детей.. если только дети будут выполнять их предписания. А их главное предписание - поддержание цивилизации, о чём и будет изо всех сил заботиться Ральф и его друг-шут Хрюша. Тема богов-помощников - также неотъемлемый атрибут средневековых рыцарских легенд, к которым, собственно, постоянно обращается Уильям Голдинг.

Ральф и Джек - признанные лидеры, решают осмотреть остров с самой высокой горы. Вместе с ними отправляется не Хрюша, которого осмеял Джек и - в угоду ему Ральф - а Саймон. Роль Саймона в романе очень важная. Именно он будет из последних сил бороться за сохранение отношений между Ральфом и Джеком. Именно он найдёт Повелителя мух, и именно его в конечном итоге убьют Ральф и Джек, совершив таким образом мистический разрыв с цивилизацией и выход за границу закона, установленного богами-взрослыми.

Но пока Ральф, Джек и Саймон уверенно идут на вершину горы, веселясь, дурачась и наслаждаясь красотами острова, ведь они же всего-навсего дети - пока ещё дети.. «Блестя глазами, открыв рты, сияя, они смаковали свои хозяйские права. Головы кружила высота, кружила дружба […] По всем торцам горы были деревья, цветы и деревья. Вот лес всколыхнулся, забился, загудел. Вздохнули и оттрепетали цветы, и лица мальчиков охладил ветерок. Ральф раскинул руки: - Всё это наше. Они захохотали, затопали, ещё подразнили гору криками».

В пути с ними происходит знаковое событие. Проголодавшись, они начинают преследование дикой свиньи. «Они увидели застрявшего в занавесе лиан поросёнка, он рвался из упругих пут, трепыхался и бился. Полоумный, дерущий визг был надсажен ужасом. Мальчики бросились вперёд, Джек снова выхватил сверкающий нож. Он уже занёс руку. Но тут наступила пауза, заминка, только свинья всё визжала, и лианы тряслись, и всё сверкал в тощей руке нож. Но вот свинья вырвалась и метнулась в чащу. Они смотрели друг на друга и на то страшное место. Лицо у Джека побелело под веснушками. Он спохватился, что всё ещё держит поднятый нож, опустил руку и сунул его в ножны». В тот момент Джек ещё не готов был пролить кровь. Но когда он говорит: «Уж в следующий раз пощады не будет», невольно на ум приходит мысль - а случайно ли друг Ральфа, которого сразу же невзлюбил Джек, носит кличку Хрюша..

Очень скоро в романе появляется настоящий мистический страх. По возвращении с горы, Ральф созывает совещание для выработки дальнейших правил действий. Они решают развести на горе костёр и поддерживать его днём и ночью, чтобы дымом привлечь проходящее судно. Все радостны, все довольны - Ральф обещает, что их скоро спасут. Но вдруг выходит какой-то малыш с большим родимым пятном на лице и сообщает всем, что на острове есть Зверь, который ходит ночью и охотится. И несмотря на то, что более взрослые ребята поднимают его на смех, в душах детей поселяется Страх: «Неприкаянным ли ветром, оттого ли, что снизилось солнце, под деревья занесло холодок. Мальчики беспокойно поежились».

Страх этот будет расти, парализуя волю и мысль, медленно но верно превращая детей в безжалостных дикарей, готовых совершать кровавые жертвоприношения. Чтобы сгладить неприятное впечатление, Джек отправляет людей разжигать костёр при помощи толстых очков Хрюши. Перестаравшись, дети устраивают лесной пожар, в котором гибнет малыш, рассказавший про Зверя. Гонец, принесший страшную весть - должен умереть. Об этом случае все тут же стараются забыть.

Дальнейшее развитие событий идёт по своей неумолимой логике: Ральф пытается поддерживать цивилизацию, строя шалаши для жилья и поддерживая костёр, а Джек пытается поймать хоть одну дикую свинью. Их отношения обостряются. А Зверь не отпускает мысли островитян, по ночам в лагере царит ужас. И хотя Джек со своими охотниками исследовали весь остров, рождается легенда, что Зверь живёт в пучине моря. От напряжения начинают сдавать нервы у Саймона.

Охотники меж тем продолжают заниматься своим делом - пытаются поймать дичь. Однажды им это удаётся. Но - о ужас, увлекшись ловлей свиньи, они оставили костёр, который тухнет именно тогда, когда на горизонте показывается корабль. Ральф взбешен, он кричит на Джека, пытаясь объяснить, что костёр их единственная надежда на спасение. Это первая большая ссора между двумя вожаками: «Джек выпрямился. С ножа капала кровь. Двое мальчиков стояли лицом к лицу. Сверкающий мир охоты, следопытства, ловкости и злого буйства. И мир настойчивой тоски и недоумевающего рассудка. Джек переложил нож в левую руку и размазал кровь по лбу, сдвигая налипшую прядь».

В дальнейшем конфликт между Ральфом и Джеком идёт за то, что более важно: ловить дичь или поддерживать костёр. Дружбы уже нет, постепенно она переходит в ненависть.

Между тем страх пред ночным зверем становится всё более тягостным. Но пока его можно терпеть, поскольку страх - лишь кошмарные сны малышей. Но неожиданно возможность существования Зверя подтверждает Саймон. Однажды ночью, в результате ночного воздушного боя, который шёл так высоко, что не был слышен с земли, на остров падает сбитый лётчик на парашюте. На землю - невдалеке от костра, горящего на горе - он приземляется уже мёртвым. Ночью, полусонные костровые, в свете полупотухшего неровного пламени, принимают его за Зверя и в ужасе бегут в лагерь, чтобы сообщить ужасную весть.

На поиски Зверя Ральф и Джек отправляют экспедицию. После того, как они обследовали весь остров, ночью втроём: Джек, Ральф и один из охотников - Роджер, поднимаются на гору. В свете луны они видят труп лётчика, который в комбинезоне, маске и словно живой - из-за трепещущего на ветру парашюта, кажется им и вправду неведомым ужасным Зверем. «Позади них лунный серп уже отделился от горизонта. Впереди кто-то, вроде огромной обезьяны, спал сидя, уткнув в колени голову. Потом ветер взвыл в лесу, всколыхнул тьму, и существо подняло голову и обратило к ним бывшее лицо»..

После обнаружения трупа лётчика, Страх полностью завладел душами мальчиков, что послужило последней каплей в конфликте между Ральфом и Джеком. Вернувшись в лагерь, Джек призывает переизбрать Ральфа, однако дети его не поддерживают. Джек озлобляется и уходит из лагеря. Не сразу, но его охотники следуют за ним. Затем следует нравственное перерождение охотников, они окончательно превращаются в дикарей в сцене с убийством большой свиноматки с поросятами.

«Логово окружили, но свинья вырвалась и помчалась прочь, ужаленная ещё одним копьём. Палки волочились, мешали бежать, в боках, мучая, засели зазубренные острия. Вот она налетела на дерево, всадила одно копье еще глубже. И после этого уже ничего не стоило выследить её по каплям свежей крови. День шел к вечеру, мутный, страшный, набрякший сырым жаром; свинья, шатаясь, затравленно кровоточа, пробиралась сквозь заросли, и охотники гнались за ней, прикованные к ней страстью, задыхаясь от азарта, от запаха крови. Вот они уже увидели её, почти настигли, но она рванулась из последних сил и снова ушла. Они были совсем близко, когда она вырвалась на лужайку, где росли пестрые цветы и бабочки плясали в застывшем зное. Здесь, сражённая жарой, свинья рухнула, и охотники на неё набросились. От страшного вторжения неведомых сил она обезумела, завизжала, забилась, и все смешалось - пот, крик, страх, кровь. Роджер метался вокруг общей свалки, тыча копьём в мелькавшее то тут, то там свиное мясо. Джек оседлал свинью и добивал её ножом. Роджер наконец нашёл, куда воткнуть копье, и вдавливал, навалясь на него всем телом. Копьё дюйм за дюймом входило все глубже, и перепуганный визг превратился в пронзительный вопль. Джек добрался до горла, и на руки ему брызнула горячая кровь. Свинья обмякла под ними, и они лежали на ней, тяжёлые, удовлетворённые. А в центре лужайки все ещё плясали ничего не заметившие бабочки».

После убийства свиньи Джек заявляет, что необходимо её голову принести в жертву Зверю. Голову свиньи охотники насаживают на шест, заточенный с двух концов и оставляют. За этим действом следит Саймон, который решил пробраться на вершину горы, чтобы лично увидеть Зверя. Его уже затуманенный мозг начинает воспринимать голову свиньи - всю в облепивших её насекомых, как некоего мистического Повелителя мух. «Прямо против Саймона ухмылялся насаженный на кол Повелитель мух. Наконец Саймон не выдержал и посмотрел; увидел белые зубы, кровь, мутные глаза - и уже не смог отвести взгляда от этих издревле неотвратимо узнающих глаз. В правом виске у Саймона больно застучало». Тем не менее Саймон поднимается на гору и видит, что Зверь - это полуразложившийся лётчик.

Тем временем Джек с дикарями - а это уже полноценные размалёванные дикари - нападают на лагерь Ральфа, чтобы похитить огонь. В этой сцене на ум приходит миф о Прометее. С той лишь разницей, что Прометей похитил у богов огонь, чтобы вывести людей из состояния дикости, а Джек, называющий уже себя Вождём, похищает огонь, чтобы изжарить свинью и устроить дикую оргию. К пожиранию свиньи присоединяются все, включая Ральфа и Хрюшу. Завершается действо полусумасшедшим танцем под вопли «Зверя бей! Глотку режь! Выпусти кровь!». В детях уже почти ничего не осталось от людей - это настоящие дикие животные.

В этот момент из джунглей появляется Саймон. Вся толпа набрасывается на него и буквально разрывает на части. Сакральная жертва принесена. В убийстве участвуют Ральф и Хрюша. Ужаснувшись содеянному, они оставляют сборище.

Однако Джеку нужны очки Хрюшы, чтобы зажигать костёр. Ночью дикари нападают на шалаш, где спят Ральф и Хрюша, и похищают очки. Хрюша взбешён. «Сильный ты или нет, а честность есть честность», - говорит он и вместе с Ральфом идут в Замок дикарей. Перед Замком происходит драка Ральфа с Джеком, после которой дикари убивают Хрюшу. На Ральфа же объявляется охота. На следующее утро его начинают травить, словно свинью. Увлечённые преследованием, дикари поджигают остров, чтобы выкурить Ральфа из джунглей. Ральф в полном отчаянии прорывается на берег, не понимая толком для чего - ведь его всё равно неминуемо убьют.

И вдруг происходит чудо: «Он встал, качаясь, весь натянулся, приготовился к новому ужасу, поднял глаза и увидел огромную фуражку. У фуражки был белый верх, а над зелёным козырьком были корона, якорь, золотые листы. Он увидел белый тик, эполеты, револьвер, золотые пуговицы на мундире». Оказывается, проходивший мимо английский крейсер, привлечённый гигантским столбом дыма, выслал к острову шлюпку. Чудо - боги-взрослые спасают сошедших с ума детей.

Ральф спасён, ему «на миг привиделось - снова берег опутан теми странными чарами первого дня. Но остров сгорел, как труха. Саймон умер, а Джек... Из глаз у Ральфа брызнули слезы, его трясло от рыданий. Он не стал им противиться; впервые с тех пор, как оказался на этом острове, он дал себе волю, спазмы горя, отчаянные, неудержимые, казалось, сейчас вывернут его наизнанку. Голос поднялся под черным дымом, застлавшим гибнущий остров. Заразившись от него, другие дети тоже зашлись от плача. И, стоя среди них, грязный, косматый, с неутертым носом, Ральф рыдал над прежней невинностью, над тем, как темна человеческая душа, над тем, как переворачивался тогда на лету верный мудрый друг по прозвищу Хрюша».

О чём этот роман? О фашизме? О зыбкой грани между цивилизацией и диким варварством? О том звере, что живёт в каждом из нас и в любой момент готов вырваться? Да, отчасти конечно роман обо всём этом. Но прежде всего этот роман - о человеческих отношениях, о дружбе, о том, как жажда лидерства любой ценой порой может уничтожить в человеке все святые чувства и в первую очередь чувство, которое сформулировал другой англичанин, Рейдьярд Киплинг, в своей знаменитой сказке - «мы с тобой одной крови». И немного о том, что когда всё становится настолько плохо, что кажется надежды на спасение ждать неоткуда, вдруг появляются боги-взрослые и всё исправят… Иначе зачем Уильям Голдинг написал именно такую концовку: «Офицер был тронут и немного смущён. Он отвернулся, давая им время овладеть собой, и ждал, отдыхая взглядом на четком силуэте крейсера в отдаленье».

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

Глава первая
Морской рог

Светловолосый мальчик только что одолел последний спуск со скалы и теперь пробирался к лагуне. Школьный свитер он снял и волочил за собой, серая рубашечка на нем взмокла, и волосы налипли на лоб. Шрамом врезавшаяся в джунгли длинная полоса порушенного леса держала жару, как баня. Он спотыкался о лианы и стволы, когда какая-то птица желто-красной вспышкой взметнулась вверх, голося, как ведьма; и на ее крик эхом отозвался другой.

– Эй, – был этот крик, – погоди-ка!

Кусты возле просеки дрогнули, осыпая гремучий град капель.

Светловолосый мальчик остановился и подтянул гольфы автоматическим жестом, на секунду уподобившим джунгли окрестностям Лондона.

– Двинуться не дают, ух и цопкие они!

Тот, кому принадлежал голос, задом выбирался из кустов, с трудом выдирая у них свою грязную куртку. Пухлые голые ноги коленками застряли в шипах и были все расцарапаны. Он наклонился, осторожно отцепил шипы и повернулся. Он был ниже светлого и очень толстый. Сделал шаг, нащупав безопасную позицию, и глянул сквозь толстые очки.

– А где же дядька, который с мегафоном?

Светлый покачал головой:

– Это остров. Так мне по крайней мере кажется. А там риф. Может даже, тут вообще взрослых нет.

Толстый оторопел:

– Был же летчик. Правда, не в пассажирском отсеке был, а впереди, в кабине.

Светлый, сощурясь, озирал риф.

– Ну, а ребята? – не унимался толстый. – Они же, некоторые-то, ведь спаслись? Ведь же правда? Да ведь?

Светлый мальчик пошел к воде как можно непринужденней. Легко, без нажима он давал понять толстому, что разговор окончен. Но тот заспешил следом.

– И взрослых, их тут совсем нету, да?

– Вероятно.

Светлый произнес это мрачно. Но тотчас его одолел восторг сбывшейся мечты. Он встал на голову посреди просеки и во весь рот улыбался опрокинутому толстому.

– Без всяких взрослых!

Толстый размышлял с минуту.

– Летчик этот…

Светлый сбросил ноги и сел на распаренную землю.

– Наверно, нас высадил, а сам улетел. Ему тут не сесть. Колеса не встанут.

– Нас подбили!

– Ну, он-то вернется еще, как миленький!

Толстый покачал головой:

– Мы когда спускались, я – это – в окно смотрел, а там горело. Наш самолет с другого края горел.

Он блуждал взглядом по просеке.

– Это все от фюзеляжа.

Светлый потянулся рукой и пощупал раскромсанный край ствола.

На мгновенье он заинтересовался:

– А что с ним стало? Куда он делся?

– Волнами сволокло. Ишь, опасно-то как, деревья все переломаты. А ведь там небось ребята были еще.

Он помолчал немного, потом решился:

– Тебя как звать?

Толстый ждал, что его, в свою очередь, спросят об имени, но ему не предложили знакомиться; светлый мальчик, назвавшийся Ральфом, улыбнулся рассеянно, встал и снова двинулся к лагуне. Толстый шел за ним по пятам.

– Я вот думаю, тут еще много наших. Ты как – видал кого?

Ральф покачал головой и ускорил шаг. Но наскочил на ветку и с грохотом шлепнулся.

Толстый стоял рядом и дышал, как паровоз.

– Мне моя тетя не велела бегать, – объяснил он, – потому что у меня астма.

– Ассы-ма-какассыма?

– Ага. Запыхаюсь я. У меня у одного со всей школы астма, – сказал толстый не без гордости. – А еще я очки с трех лет ношу.

Он снял очки, протянул Ральфу, моргая и улыбаясь, а потом принялся их протирать замызганной курткой. Вдруг его расплывчатые черты изменились от боли и сосредоточенности. Он утер пот со щек и поскорей нацепил очки на нос.

– Фрукты эти…

Он кинул взглядом по просеке.

– Фрукты эти, – сказал он. – Вроде я…

Он поправил очки, метнулся в сторонку и присел на корточки за спутанной листвой.

– Я сейчас…

Ральф осторожно высвободился и нырнул под ветки. Сопенье толстого тотчас осталось у него за спиной, и он поспешил к последнему заслону, отгораживавшему его от берега. Перелез через поваленный ствол и разом очутился уже не в джунглях.

Берег был весь опушен пальмами. Они стояли, клонились, никли в лучах, а зеленое оперенье висело в стофутовой выси. Под ними росла жесткая трава, вспученная вывороченными корнями, валялись гнилые кокосы и то тут, то там пробивались новорожденные ростки. Сзади была тьма леса и светлый проем просеки. Ральф замер, забыв руку на сером стволе, и щурясь смотрел на сверкающую воду. Там, наверное, в расстоянии мили, лохматилась у кораллового рифа белая кипень прибоя и дальше темной синью стлалось открытое море. В неровной дуге кораллов лагуна лежала тихо, как горное озеро – разнообразно синее, и тенисто-зеленое, и лиловатое. Полоска песка между пальмовой террасой и морем убегала тонкой лункой неведомо куда, и только где-то в бесконечности слева от Ральфа пальмы, вода и берег сливались в одну точку; и, почти видимая глазу, плавала вокруг жара.

Он соскочил с террасы. Черные ботинки зарылись в песок, его обдало жаром. Он ощутил тяжесть одежды. Сбросил ботинки, двумя рывками сорвал с себя гольфы. Снова вспрыгнул на террасу, стянул рубашку, стал среди больших, как черепа, кокосов, в скользящих зеленых тенях от леса и пальм. Потом расстегнул змейку на ремне, стащил шорты и трусики и, голый, смотрел на слепящую воду и берег.

Он был достаточно большой, двенадцать с лишним, чтоб пухлый детский животик успел подобраться; но пока в нем еще не ощущалась неловкость подростка. По ширине и развороту плеч видно было, что он мог бы стать боксером, если бы мягкость взгляда и рта не выдавала его безобидности. Он легонько похлопал пальму по стволу и, вынужденный наконец признать существование острова, снова упоенно захохотал и стал на голову. Ловко перекувырнулся, спрыгнул на берег, упал на коленки, обеими руками подгреб к себе горкой песок. Потом выпрямился и сияющими глазами окинул воду.

– Ральф…

Толстый мальчик осторожно спустил ноги с террасы и присел на край, как на стульчик.

– Я долго очень, ничего? От фруктов этих…

Он протер очки и утвердил их на носу-пуговке. Дужка уже пометила переносицу четкой розовой галкой. Он окинул критическим оком золотистое тело Ральфа, потом посмотрел на собственную одежду. Взялся за язычок молнии, пересекающей грудь.

– Моя тетя…

Но вдруг решительно дернул за молнию и потянул через голову всю куртку.

– Ладно уж!

Ральф смотрел на него искоса и молчал.

– По-моему, нам надо все имена узнать, – сказал толстый. – И список сделать. Надо созвать сбор.

Ральф не клюнул на эту удочку, так что толстому пришлось продолжить.

– А меня как хочете зовите – мне все равно, – открылся он Ральфу, – лишь бы опять не обозвали, как в школе.

Тут уж Ральф заинтересовался:

Толстый огляделся, потом пригнулся к Ральфу. И зашептал:

– Хрюша – во как они меня обозвали.

Ральф зашелся от хохота. Даже вскочил.

– Хрюша! Хрюша!

– Ральф! Ну Ральф же!..

Хрюша всплеснул руками в ужасном предчувствии:

– Я сказал же, что не хочу…

– Хрюша! Хрюша!

Ральф выплясал на солнцепек, вернулся истребителем, распластав крылья, и обстрелял Хрюшу:

– У-у-уф! Трах-тах-тах!

Плюхнулся в песок у Хрюшиных ног и все заливался:

– Хрюша!!

Хрюша улыбался сдержанно, радуясь против воли хоть такому признанию.

– Ладно уж. Ты только никому не рассказывай…

Ральф хихикнул в песок.

Снова на лице у Хрюши появилось выражение боли и сосредоточенности.

– Минуточку…

И он бросился в лес. Ральф поднялся и затрусил направо.

Там плавный берег резко перебивала новая тема в пейзаже, где господствовала угловатость; большая площадка из розового гранита напролом врубалась в террасу и лес, образуя как бы подмостки высотой в четыре фута. Сверху площадку припорошило землей, и она поросла жесткой травой и молоденькими пальмами. Пальмам не хватало земли, чтобы как следует вытянуться, и, достигнув футов двадцати роста, они валились и сохли, крест-накрест перекрывая площадку стволами, на которых очень удобно было сидеть. Пока не рухнувшие пальмы распластали зеленую кровлю, с исподу всю в мечущемся плетеве отраженных водяных бликов. Ральф подтянулся и влез на площадку, в прохладу и сумрак, сощурил один глаз и решил, что тени у него на плече в самом деле зеленые. Он прошел к краю площадки над морем и заглянул в воду. Она была ясная до самого дна и вся расцвела тропическими водорослями и кораллами. Сверкающим выводком туда-сюда носились рыбешки. У Ральфа вырвалось вслух на басовых струнах восторга:

– Потряса-а-а!

За площадкой открылось еще новое чудо. Какие-то силы творенья – тайфун ли то был или отбушевавшая уже у него на глазах буря – отгородили часть лагуны песчаной косой, так что получилась глубокая длинная заводь, запертая с дальнего конца отвесной стеной розового гранита. Ральф, уже наученный опытом, не решался по внешнему виду судить о глубине бухты и готовился к разочарованью. Но остров не обманул, и немыслимая бухта, которую, конечно, мог накрыть только самый высокий прилив, была с одной стороны до того глубокая, что даже темно-зеленая. Ральф тщательно обследовал ярдов тридцать и только потом нырнул. Вода оказалась теплее тела, он плавал как будто в огромной ванне.

Хрюша снова был тут как тут, сел на каменный уступ и завистливо разглядывал зеленое и белое тело Ральфа.

– А ты ничего плаваешь!

Хрюша снял ботинки, носки, осторожно сложил на уступе и окунул ногу одним пальцем.

– Горячо!

– А ты как думал?

– Я вообще-то никак не думал. Моя тетя…

– Слыхали про твою тетю!

Ральф нырнул и поплыл под водой с открытыми глазами; песчаный край бухты маячил, как горный кряж. Он зажал нос, перевернулся на спину, и по самому лицу заплясали золотые осколки света. Хрюша с решительным видом стал стягивать шорты. Вот он уже стоял голый, белый и толстый. На цыпочках спустился по песку и сел по шею в воде, гордо улыбаясь Ральфу.

– Да ты что? Плавать не будешь?

Хрюша покачал головой:

– Я не умею. Мне нельзя. Когда астма…

– Слыхали про твою какассыму!

Хрюша снес это с достойным смирением.

– Ты вот здорово плаваешь!

Ральф дал задний ход к берегу, набрал в рот воды и выпустил струйку в воздух. Потом поднял подбородок и заговорил:

– Я с пяти лет плавать умею. Папа научил. Он у меня капитан второго ранга. Как только его отпустят, он приедет сюда и нас спасет. А твой отец кто?

Хрюша вдруг покраснел.

– Папа умер, – пролепетал он скороговоркой. – А мамка…

Он снял очки и тщетно поискал, чем бы их протереть.

– Меня тетенька вырастила. У ней кондитерская. Я знаешь, сколько сладкого ел! Сколько влезет. А твой папа нас когда спасет?

– Сразу, как только сможет.

Хрюша, струясь, выбрался из воды и голый стал протирать носком очки. Единственный звук, пробивавшийся к ним сквозь жару раннего часа, был тяжелый, тягучий гул осаждавших риф бурунов.

– А почему он узнает, что мы тут?

Ральф нежился в воде. Перебарывая, затеняя блеск лагуны, как кисея миража, его окутывал сон.

– Почему он узнает, что мы тут?

«Потому что, – думал Ральф, – потому что – потому». Гул бурунов отодвинулся в дальнюю даль.

– На аэродроме скажут.

Хрюша покачал головой, надел очки и сверкнул стеклами на Ральфа.

– Нет уж. Ты что – не слыхал, чего летчик говорил? Про атомную бомбу? Все погибли.

Ральф вылез из воды, встал, глядя на Хрюшу и сосредоточенно соображая.

Хрюша продолжал свое:

– Это же остров, так?

– Я на гору влезал, – протянул Ральф. – Кажется, остров.

– Все погибли, – сказал Хрюша. – И это остров. И никто ничего не знает, что мы тут. И папаша твой не знает, никто.

Губы у него дрогнули, и очки подернулись дымкой.

– И будем мы тут, пока не перемрем.

От этих слов жара будто набрякла, навалилась тяжестью, и лагуна обдала непереносимым сверканьем.

– Пойду-ка, – пробормотал Ральф, – там вещи мои.

Он бросился по песку под нещадными, злыми лучами, пересек площадку и собрал раскиданные вещи. Снова надеть серую рубашечку оказалось до странности приятно. Потом он поднялся в уголок площадки и сел на удобном стволе в зеленой тени. Прибрел и Хрюша, таща почти все свои пожитки под мышкой. Осторожно сел на поваленный ствол возле небольшого утеса против лагуны; и на нем запрыгали путаные блики.

Он опять заговорил:

– Надо их всех искать. Надо чего-то делать.

Ральф не отвечал. Тут был коралловый остров. Укрывшись в тени, не вникая в прорицания Хрюши, он размечтался сладко.

Хрюша не унимался:

– Сколько нас тут всех?

Ральф встал и подошел к Хрюше.

– Не знаю.

То тут, то там ветерок рябил натянутую под дымкой жары гладкую воду. Иногда он задувал на площадку, и тогда пальмы перешептывались, и свет стекал кляксами им на кожу, а по тени порхал на блестящих крылышках.

Хрюша смотрел на Ральфа. На лице у Ральфа тени опрокинулись, сверху оно было зеленое, снизу светлое от блеска воды. Солнечное пятно застряло в волосах.

– Надо делать чего-то.

Ральф смотрел на него, не видя. Наконец-то нашлось, воплотилось столько раз, но не до конца рисовавшееся воображению место. Рот у Ральфа расплылся в восхищенной улыбке, а Хрюша отнес эту улыбку на свой счет, как знак признанья, и радостно захохотал.

– Если это правда остров…

– Ой, что это?

Ральф перестал улыбаться и показывал на берег. Что-то кремовое мерцало среди лохматых водорослей.

– Камень.

– Нет. Раковина.

Хрюша вдруг закипел благородным воодушевлением.

– Точно. Ракушка это. Я такую видал. На заборе у одного. Только он звал ее рог. Задудит в рог – и сразу мама к нему выбегает. Они жуть как дорого стоят.

У Ральфа под самым боком повис над водою росток пальмы. Хилая земля все равно уже вздулась из-за него комом и почти не держала его. Ральф выдернул росток и стал шарить по воде, и от него в разные стороны порхнули пестрые рыбки. Хрюша весь подался вперед.

– Тихо! Разобьешь…

– А, да ну тебя.

Ральф говорил рассеянно. Конечно, раковина была интересной, красивой, прекрасной игрушкой; но манящие видения все еще заслоняли от него Хрюшу, которому среди них уж никак не могло быть места. Росток выгнулся и загнал раковину в водоросли. Ральф, используя одну руку как опору рычага, другой рукой нажимал на деревцо, так что мокрая раковина поднялась и Хрюше удалось ее выловить.

Наконец можно было потрогать раковину, и теперь-то до Ральфа дошло, какая это прелесть. Хрюша тараторил:

– …рог. Жуть какой дорогой… Ей-богу, если бы покупать, так это тьму-тьмущую денег надо выложить… он у них в саду на заборе висел, а у моей тети…

Ральф взял у Хрюши раковину, и ему на руку вытекла струйка. Раковина была сочного кремового цвета, кое-где чуть тронутого розоватым. От кончика с узкой дырочкой к разинутым розовым губам легкой спиралью вились восемнадцать сверкающих дюймов, покрытых тонким тисненым узором. Ральф вытряхнул песок из глубокой трубы.

– …получалось как у коровы, – говорил Хрюша, – и еще у него белые камушки, а еще в ихнем доме птичья клетка и попугай зеленый живет. В белый камушек, ясно, не подуешь, вот он и говорит…

Хрюша задохнулся, умолк и погладил блестящую штуку в руках у Ральфа.

Ральф поднял на него глаза.

– Мы ж теперь можем всех созвать. Сбор устроить. Они услышат и прибегут…

Он сияя смотрел на Ральфа.

– Ты для этого, да? Для этого рог из воды вытащил?

Ральф откинул со лба светлые волосы.

– Как твой приятель в него дул?

– Он вроде как плевал туда, – сказал Хрюша. – А мне тетя не велела, из-за астмы. Вот отсюдова, он говорил, надо дуть. – Хрюша положил ладонь на свое толстое брюшко. – Ты попробуй, а, Ральф. И всех скликаешь.

Ральф с сомненьем приложился губами к узкому концу раковины и дунул. В раковине зашуршало – и только. Ральф стер с губ соленую воду и снова дунул, но опять раковина молчала.

– Он вроде как плевал.

Ральф сделал губы трубочкой, впустил в раковину струйку воздуха, и раковина будто пукнула в ответ. Оба покатились со смеху, и в промежутках между взрывами смеха Ральф еще несколько минут подряд извлекал из раковины эти звуки.

– Он вот отсюдова дул.

Ральф наконец-то понял и выдохнул всей грудью. И сразу раковина отозвалась. Густой, резкий гул поплыл под пальмами, хлынул сквозь лесные пущи и эхом откатился от розового гранита горы. Птицы тучами взмыли с деревьев, в кустах пищала и разбегалась какая-то живность.

Ральф отнял раковину от губ.

– Вот это да!

Собственный голос показался ему шепотом после оглушающих звуков рога. Он приложил его к губам, набрал в легкие побольше воздуха и дунул опять. Загудела та же нота; но Ральф поднатужился, и нота взобралась октавой выше и стала уже пронзительным, надсадным ревом. Хрюша что-то кричал, лицо у него сияло, сверкали очки. Вопили птицы, разбегались зверюшки. Потом у Ральфа перехватило дух, звук сорвался, упал на октаву ниже, вот он споткнулся, ухнул и, прошуршав по воздуху, замер.

Рог умолк – немой, сверкающий бивень; лицо у Ральфа потемнело от натуги, а остров звенел от птичьего гомона, от криков эха.

– Его жуть как далеко слыхать.

Ральф отдышался и выпустил целую очередь коротких гудочков.

Вдруг Хрюша заорал:

– Глянь-ка!

Среди пальм ярдах в ста по берегу показался ребенок. Это был светлый крепыш лет шести, одежда на нем была порвана, а личико перемазано фруктовой жижей. Он спустил штаны с очевидной целью и не успел как следует натянуть. Он спрыгнул с пальмовой террасы в песок, и штанишки сползли на щиколотки; он их перешагнул и затрусил к площадке. Хрюша помог ему вскарабкаться. А Ральф все дул, и уже в лесу слышались голоса. Мальчуган присел на корточки и снизу вверх блестящими глазами смотрел на Ральфа. Убедившись, что тот, очевидно, не просто так развлекается, а занят важным делом, он удовлетворенно сунул в рот большой палец – единственный оставшийся чистым.

Над ним склонился Хрюша:

– Тебя как звать?

– Джонни.

Хрюша пробормотал имя себе под нос, а потом прокричал Ральфу, но тот и бровью не повел, потому что все дул и дул. Он упивался мощью и роскошью извлекаемых звуков, лицо раскраснелось, и рубашка трепыхалась над сердцем.

Крики из лесу приближались.

Берег ожил. Дрожа в горячих струях воздуха, он укрывал вдалеке множество фигурок; мальчики пробирались к площадке по каленому глухому песку. Трое малышей не старше Джонни оказались удивительно близко – объедались в лесу фруктами. Кто-то щуплый и темный, чуть помоложе Хрюши, выбрался из зарослей и залез на площадку, радостно всем улыбаясь. Шли еще и еще. По примеру простодушного Джонни садились на поваленные стволы и ждали, что же дальше. Ральф продолжал выпускать отдельные пронзительные гудки. Хрюша обходил толпу, спрашивал, как кого зовут, и морщился, запоминая. Дети отвечали ему с той же готовностью, как отвечали взрослым с мегафонами. Кое-кто был голый – те держали одежду под мышкой, кто-то был полуодет, другие даже одеты, в школьных формах, серых, синих, коричневых – кто в свитерке, кто в курточке. Тут были эмблемы и даже девизы, полосатые гольфы, фуфаечки. Зеленая тень укрывала головы, головы русые, светлые, черные, рыжие, пепельные; они перешептывались, лепетали, они во все глаза глядели на Ральфа. Недоумевали. И ждали.

Дети парами и поодиночке показывались на берегу, выныривая из-за дрожащего марева. И тогда взгляд сначала притягивался к пляшущему на песке черному упырю и лишь затем поднимался выше и различал бегущего человека. Упыри были тени, сжатые отвесным солнцем в узкие лоскутья под торопливыми ногами. Ральф еще дул в рог, а к площадке над бьющимися черными лоскутьями уже неслись двое последних. Двое круглоголовых мальчиков с волосами как пакля, повалились ничком и, улыбаясь и тяжко дыша, как два пса, смотрели на Ральфа. Они были близнецы и до того одинаковы, что в это забавное тождество просто не верилось. Дышали в лад, улыбались в лад, оба здоровые и коренастые. Губы у близнецов были влажные, на них будто не хватило кожи, и потому у обоих смазались контуры профиля и не закрывались рты. Хрюша склонился над ними, сверкая стеклами очков, и между кличами рога слышно было, как он заучивает имена:

– Эрик, Сэм, Эрик, Сэм.

Скоро он запутался; близнецы трясли головами и тыкали друг в друга пальцами под общий хохот.

Наконец Ральф перестал дуть и сел, держа рог в руке и уткнувшись подбородком в коленки. Замерло эхо, а с ним вместе и смех, и настала тишина.

Из-за блестящего марева на берег выползало черное что-то. Ральф первый увидел это черное и не отрывал от него взгляда, пока все не посмотрели туда же. Но вот непонятное существо выбралось из-за миражной дымки, и сразу стало ясно, что чернота на сей раз не только от тени, но еще от одежды. Существо оказалось отрядом мальчиков, шагавших в ногу в две шеренги и странно, дико одетых. Шорты, рубашки и прочий скарб они несли под мышкой; но всех украшали черные квадратные шапочки с серебряными кокардами. От подбородка до щиколоток каждого укрывал черный плащ с длинным серебряным крестом по груди слева и наверху с треугольным жабо. От тропической жары, спуска, поисков пищи и вот этого потного перехода под палящим небом лица у них темно лоснились, как свежепромытые сливы. Вожак отряда был облачен точно так же, только кокарда золотая. Ярдах в десяти от площадки его люди по команде встали, задыхаясь, обливаясь потом, качаясь под нещадными лучами. Сам он отделился от них, вспрыгнул на площадку в разлетающемся плаще и со света щурился в почти непроглядную темень.

Я люблю читать. Это знают все.
В детстве я читала вообще все буквы, попадающиеся мне на глаза, от Фенимора Купера, до надписей на купюрах на языках пятнадцати братских республик, а также инструкции к электроприборам и передовицы местной прессы.

Сейчас я тоже читаю, но уже выборочно.
И когда мне попадается действительно хорошая книга, да еще известная, прочитанная ну всеми, кроме меня, я удивляюсь и радуюсь.

Вот так, несколько месяцев назад, я прочитала в первый раз «Повелитель мух» Голдинга. Первой реакцией был страх, тот страх, который возникает, когда лицом к лицу встречаешься с темнотой, живущей внутри человека.

А потом, спустя некоторое время, когда я прошла тренинг Юрия Бурлана по системно-векторной психологии, я поняла, что персонажи этой книги отличным образом иллюстрируют то, что я узнала на тренинге.

И я перечитала книгу еще раз. Напомню вкратце сюжет.

Идет война. Самолет, на котором эвакуировали детей, терпит крушение, и его малолетние пассажиры оказываются на необитаемом острове. Никто из них не знает где они, и не известно, как скоро их спасут и спасут ли вообще.
Остров, в принципе, вполне пригоден для жизни, на нем есть источник пресной воды, растут фрукты, водятся дикие свиньи. У ребятишек есть все возможности для выживания.

И они начинают выживать, как умеют.

Для начала, дети, разбросанные по джунглям, собираются все вместе.
Первые, с кем мы знакомимся — высокий, светловолосый Ральф и толстый близорукий Хрюша.

Ральф очень хорошо понимает, что нужно делать в таких обстоятельствах. Самостоятельный и ловкий, он испытывает потребность подвести подо все разумную базу, дети чувствуют к нему доверие, готовы слушаться его и следовать за ним.

Но кроме вожака Ральфа в племени (это можно назвать именно так) появляется лидер - высокий тощий рыжий мальчик по имени Джек Меридью. Джек очень хотел бы сам быть главным, но Ральф пользуется доверием большинства. Амбициозному Джеку не остается ничего кроме как возглавить свою небольшую группку - хор мальчиков, старостой которого он является, объявляет себя охотниками племени.

Третий важнейший персонаж — Хрюша. Этот плоскостопый, толстый, близорукий мальчик твердо знает, как надо поступать - ему его тетя всё объяснила. Он проявляет чудеса здравомыслия, хотя и излагает свои мысли долго, нудно, с множеством ненужных подробностей.

Сразу небольшое системное отступление.
С первого взгляда мы можем видеть, что на маленьком пространстве острова встретились уретральный вождь Ральф и кожный лидер Джек. Ральф от природы чувствует себя ответственным за выживание стаи. Самолюбивому Джеку важен его статус. Он испытывает сильный дискомфорт рядом с уверенно шагающим вперед Ральфом, а тот просто не замечает кожных мельтешений и попыток все ограничить Джека. Милый толстый Хрюша - выраженный носитель анального вектора: он поучает, наводит порядок и делится своими знаниями с членами племени.

Ребята уверены, что их спасут, а пока корабль за ними в пути, они должны как следует наиграться! Им хочется, чтобы приключение было просто потрясающим!

«Нам нужны правила, и мы должны им подчиняться. Мы не дикари какие-нибудь. Мы англичане. А англичане всегда и везде лучше всех. Значит, надо вести себя как следует».
Это говорит Джек. (именно кожные люди создают закон, кожа - это и есть ограничение)

Уретральный Ральф тоже за жизнь по закону - закону справедливости, когда от каждого по способностям и каждому по его нехватке. Все остальное отпадает, как шелуха, за полной ненужностью.

После первых недель хаоса и разброда жизнь на острове потихоньку налаживается. На вершине горы поддерживается костер, на берегу строятся шалаши, охотники гоняют дичь.

Но, увы, не все так гладко: большинство ребят с удовольствием болтают на собраниях, а в реальной работе принимать участие не хотят. Шалаши строят только Ральф и мальчик по имени Саймон. А шалаши нужны, просто необходимы - некоторые из малышей не могут спать по ночам, потому что боятся Зверя, который может прийти из моря, и съесть их...

Отношения развиваются, племя распадается на две половины: охотники под руководством Джека, и остальные ребята, включая малышей под предводительством Ральфа.
Столкнувшись с детским нежеланием работать, Ральф, ощущая за других, целыми днями строит шалаши сам. В то время как Джек идет по следу свиньи, одурманенный желанием заработать себе славу. Кожно-зрительные мальчики по ночам кричат от страха перед кошмарным Зверем-людоедом.

Отдельно стоит сказать про звукового мальчика Саймона. Молчаливый, замкнутый, он не может подобрать слова на собрания, ему тяжело говорить на публику, он болезненно реагирует на резкие звуки. «Хохот больно ударил Саймона и разбил его решимость вдребезги». Но именно Саймон, с его звуковым вектором, как никто другой понимает природу Зверя, которого так боятся дети и все время пытается сказать, что Зверь не в море и не в джунглях, а внутри человека.

Разлом

Дети загорели, их кожа обветрилась, волосы отросли и спутались. Одежда повисла лохмотьями. Они все больше напоминают дикарей, но над ними «невидимый, но строгий, витает запрет прежней жизни». Их все еще «удерживает за руку цивилизация».

И тут происходит несчастье. Их сигнальный костер, который должны были день и ночь поддерживать охотники, погас, погас именно в тот момент, когда на горизонте видна тоненькая полосочка дыма из трубы проходящего мимо корабля. Шанс на спасение упущен. Зато охотниками убита свинья.

Это вызывает конфликт между Джека с Ральфом, поскольку становится все более явно, что у них абсолютно разные приоритеты и цели. Голдинг говорит о них: «два мира чувств и понятий, неспособные сообщаться».

Классическое противостояние вождя и себялюбивого интригана кожника. Им тесно рядом. Кожный Джек ненавидит уретрального Ральфа, а Ральф просто не замечает его амбиций, до тех пор, пока его выходки не вредят стае…

Повелитель мух

Однажды Саймон натыкается на мертвую свиную голову, оставленную охотниками в жертву Зверю, и слышит ее голос.

«- И вы вообразили, будто меня можно выследить, убить? - сказала голова. Несколько мгновений лес и все другие смутно угадываемые места в ответ сотрясались от мерзкого хохота. - Но ты же знал, правда? Что я - часть тебя самого? Неотделимая часть! Что это из-за меня ничего у вас не вышло? Что все получилось из-за меня?
И снова забился хохот.
- А теперь, - сказал Повелитель мух, - иди-ка ты к своим, и мы про все забудем.
Голова у Саймона качалась. Глаза прикрылись, словно в подражание этой пакости на палке. Он уже знал, что сейчас на него найдет. Повелитель мух взбухал, как воздушный шар.
- Просто смешно. Сам же прекрасно знаешь, что там, внизу, ты со мною встретишься, - так чего же ты?»

Саймон отправляется на вершину, чтобы выяснить, кого или что считает Зверем всё племя. И находит то, что ищет: оказывается, что «зверь» - это запутавшийся в парашюте труп летчика. Он бежит к ребятам, чтобы рассказать им, что на вершине бояться некого…

Трагедия

Начинается гроза, разгоряченные охотой и едой, охотники танцуют и поют свои дикие песни. Порыв ветра поднимает парашют с трупом летчика, и, заметившие это, возбужденные, напуганные, объединенные своим воинственным единством, члены стаи превращаются в кровожадную толпу.

«Из ужаса рождалось желание - жадное, липкое, слепое.
- Зверя - бей! Глотку - режь! Выпусти - кровь!
Снова вызмеился наверху бело-голубой шрам и грянул желтый взрыв. Малыши, визжа, неслись с опушки, один, не помня себя, проломил кольцо старших:
- Это он! Он!
Круг стал подковой. Из лесу ползло что-то Неясное, темное. Впереди зверя катился надсадный вопль.
Зверь ввалился, почти упал в центр подковы.
- Зверя бей! Глотку режь! Выпусти кровь!
Голубой шрам уже не сходил с неба, грохот был непереносим. Саймон кричал что-то про мертвое тело на горе.
- Зверя - бей! Глотку - режь! Выпусти - кровь! Зверя - прикончь!
Палки стукнули, подкова, хрустнув, снова сомкнулась вопящим кругом. Зверь стоял на коленях в центре круга, зверь закрывал лицо руками. Пытаясь перекрыть дерущий омерзительный шум, зверь кричал что-то насчет мертвеца на горе. Вот зверь пробился, вырвался за круг и рухнул с крутого края скалы на песок, к воде. Толпа хлынула за ним, стекла со скалы, на зверя налетели, его били, кусали, рвали. Слов не было, и не было других движений - только рвущие когти и зубы.»

Единые в порыве животной ярости, связанные единством дикого танца, охотники убивают Саймона, приняв его за Зверя.

Становится все хуже и хуже

Джек строит укрепления на площадке охотников и становится настоящим тираном: бьет и наказывает тех, кто ему противоречит. Он совершает вылазку и похищает у Хрюши очки, чтобы с помощью единственной оставшейся линзы зажигать огонь. Бедный Хрюша, оставшись без очков, не видит ничего.

«- Я пойду к нему с рогом в руках. Я подниму рог. Я скажу ему - так, мол, и так, скажу, ты, конечно, сильней меня, у тебя нету астмы. И ты видишь прекрасно, скажу, ты обоими глазами видишь. Но я у тебя не прошу мои очки, я у тебя их не клянчу. И я не стану тебя упрашивать, мол, будь человеком. Потому что неважно, сильный ты или нет, а честность есть честность! Так что отдавай мне мои очки, скажу, ты обязан отдать!»

Увы, это последняя речь Хрюши, переговоры переходят в бой, во время которого Хрюша погибает. Эрик и Сэм, последние сторонники Ральфа связаны, Ральф остался один, и прячется в зарослях.

Последняя охота

… Его загоняют, как зверя, чтобы убить. Он смотрит на охотников из убежища, и видит раскрашенных дикарей, а не тех ребят, с которыми вместе оказался на острове. Дикари поджигают джунгли, чтобы выкурить Ральфа из его убежища.

Весь остров охвачен пламенем, и наконец, в самый последний момент, по законам приключенческого жанра, когда ужа на Ральфа уже наставлены десятки заостренных копий, приплывает катер с патрулем.

Ральф, загнанный и одинокий, и в этой ситуации остается вождем.
Пусть Джек чуть не уничтожил его физически, но на вопрос офицера «Кто у вас главный?», Ральф отвечает «Я». Он чувствует себя действительно ответственным за все, что произошло на этом острове с этими детьми.
А что же Джек? «Мальчуган в остатках немыслимой шапочки на рыжих волосах, с разбитыми очками, болтавшимися на поясе, шагнул вперед, но тут же передумал и замер»...

Такие вот системные игры.

Повелитель мух — роман Голдинга, что стал ответным произведением на работу Баллантайна под названием Коралловый остров. Как раз именно Баллантайн и создал образ героя Ральфа, который в таком же неизменном образе был перенесен Голдингом в свое произведение Повелитель мух.

Краткий анализ

Если очень кратко, то роман переносит нас на необитаемый остров, куда попали дети во время крушения самолета. Там перед ними стоит единственная задача, найти путь к спасению. Детьми был выбран предводитель, тот самый герой Ральф. Но вскоре появится и другой претендент на лидерство. Это мальчик Джек, который переманил к себе всех детей. С Ральфом остались только несколько ребят. Все кто пошел за Джеком, превращаются в ужасную толпу дикарей, которые почувствовали запах крови, поэтому без проблем доходят даже до убийства. Их руками был убит Саймон и Хрюша. Эти дети поклонялись голове свиньи, которая гнила и куда слетались все мухи. Это и был Повелитель мух, символ злой силы. И вот Ральф один противостоит толпе. На него объявлена охота. Ральфа начинают загонять, как зверя. Даже подожгли лес, чтобы выкурить оттуда мальчика. Как раз этот огонь и заметили с корабля. В итоге на остров высадились люди и спасли детей.

Повелитель мух герои и их характеристика

В произведении Голдинга Повелитель мух несколько выраженных героев, благодаря которым автору удается показать, насколько может деградировать человек, оказавшись вдали от цивилизации независимо взрослый он или ребенок. С помощью литературных образов писатель показал, как быстро человек может вернуться к своим дикарским корням. Как быстро может проснуться зверь, что живет внутри каждого из нас. Однако с этой толпой бороться можно и нужно, что и делает главный герой Ральф. Это положительный герой, который был смелым лидером и стремился поддерживать демократию, пытался найти путь к спасению. Ральф добрый мальчик, пытается внести в быт основы цивилизации, ввести правила, по которым нужно было жить.

Среди героев романа можно выделить и других персонажей. Например, Хрюшу, что был до последнего с Ральфом. Хрюша умный, умеющий рассуждать изобретатель. Также среди ярких образов стоит отметить и Саймона. Он был философом-индивидуалистом, всегда смотрел в корень проблем. А вот Джек — это уже антигерой, диктатор, который переманил детей и превратил их в дикую толпу, жаждущую крови. Близнецы — это плывущие по течению герои. Они были добрыми мальчуганами, которые не смогли противостоять грубой силе.

Вот так с помощью романа Повелитель мух и своих героев писатель сумел символически изобразить Землю, где пытались построить цивилизацию, и ее разрушили, образовав разные государства. Автор показал частицу нашей жизни, где пытались вести переговоры, где назревала война, где формировались религиозные взгляды.

Характеристика героев по произведению Голдинга «Повелитель мух»

1 (20%) 1 vote

Характеристика героев по произведению «Песнь о Роланде», Оливье Характеристика героев по произведению Шекспира «ГАМЛЕТ» Характеристика героев по произведению Сэлинджера «Над пропастью во ржи»

Философский роман-притча Уильяма Голдинга «Повелитель мух» впервые увидел свет в 1954 году. Первоначально многие издательства отказывались брать рукопись неизвестного автора, но когда произведение было напечатано, оно сразу же завоевало внимание как читателей, так и критиков. Простой сюжет, реалистичные детские образы, психологически выверенная подоплёка поступков персонажей, экзотическое место действия слились в «Повелителе мух» в страшную антиутопию, показывающую «озверение» рода человеческого.

На протяжении XX века большинство литературоведов рассматривало «Повелителя мух» как роман-предупреждение , роман – указание на то, чем может закончится для цивилизации приверженность идеям нацизма и фашизма. Между тем, политическая составляющая произведения – всего лишь одна из исторических частностей, в то время как смысл «Повелителя мух» - более обширен и всеобъемлющ. В своём романе Голдинг показал не конкретные, характерные для определённого времени идеи, а вневременную сущность человеческой натуры – греховной, страшной, опускающейся до самых жестоких преступлений в условиях отсутствия позитивной сдерживающей силы.

Завязка романа приходится на момент знакомства Ральфа и Хрюши: встретившиеся после авиакатастрофы мальчики пытаются осознать, что с ними произошло, и наметить пути решения проблемы. Собранные трубным гласом морского рога английские дети (малыши, пяти-шести лет и подростки – десяти-тринадцати) поначалу пытаются сохранить на острове культурные и цивилизационные основы своей страны.

Мальчики устанавливают правила, главным из которых является постоянное поддержание дымящего костра. Огонь в «Повелителе мух» становится символом жизни – он служит надеждой на спасение, около него греются и разгоняют ночные страхи. Для защиты от дождя дети строят шалаши, для уборной находятся укромное место. Старшие мальчики помогают малышам доставать высоко растущие фрукты. Жизнь на острове идёт почти идеально: двенадцатилетний Ральф воспринимает новый, лишённый взрослых мир как сказку, некую идиллию, в которой всё хорошо. Другие дети поначалу относятся к случившемуся с ними как к игре: малыши строят на берегу песчаные замки, бывшие хористы во главе с Джеком Меридью становятся «охотниками».

Всё меняется с первой кровью. Как только Джек понимает, что ему по силам убить поросёнка, охота из забавы превращается в образ жизни. Вслед за своим вожаком бывшие хористы меняется до неузнаваемости: они наносят на лица кровожадные маски и полностью отдаются жажде убийства. Ощущение собственной значимости и власти затмевает собой всё – в том числе и желание вернуться в привычный мир людей. В начале охотники бросают костёр, затем и вовсе превращаются в дикое племя во главе с Вождём, чьи приказания исполняются беспрекословно. Новая, опьянённая вседозволенностью цивилизация, поглощённая первобытным страхом перед неведомым Зверем, решает умилостивить последнего ужасным даром – насаженной на палку свиной головой. Когда последняя протухает, вокруг неё собираются мухи, превращая и без того омерзительный предмет в материализовавшийся облик Зла.

Образ Зверя в романе соотносится с образом Дьявола («повелитель мух» – в переводе с древнееврейского означает «Вельзевул»). Первоначально Зверь появляется в ночных кошмарах малышей, которые видят его как «змея», висящего на деревьях. Оптимистично настроенный Ральф считает Зверя выдумкой, Хрюша отрицает его существование, опираясь на научные знания о мире, остальные ребят в тайне боятся того, кто может их убить, не подозревая, что, в первую очередь, бояться нужно самих себя. Это знание открывается только одному из мальчиков – самому слабому и, одновременно, самому разумному – постоянно падающему в обморок Саймону. Столкнувшись один на один со свиной головой, он начинает мысленно разговаривать с ней и получает чёткий ответ о том, что Зверь – это «неотделимая часть» его самого.

Полноценный Зверь складывается из совокупности маленьких «зверей», которыми становятся одичавшие охотники: начав с уничтожения свиней, они заканчивают убийством себе подобных. Первоначально охоту на человека они маскируют под игру: один мальчик изображает свинью, другие делают вид, что загоняют «её» в ловушку и убивают. Затем звериные инстинкты когда-то цивилизованных детей выходят наружу и убийство совершается по-настоящему.

Ральф, Хрюша и близнецы Эрик и Сэм, ставшие невольными свидетелями и, возможно, участниками убийства Саймона, настолько потрясены случившимся, что пытаются сделать вид, будто этого не было. Никто из мальчиков не желает вспоминать о «пляске», но когда избежать этого не удаётся, каждый предпочитает остановиться на версии, что произошедшее с Саймоном – всего лишь несчастный случай. Последующее убийство Хрюши, совершённое при свете солнца, и травля Ральфа служат кульминацией «Повелителя мух». Окончательно обезумевшие дети выпускают своего внутреннего «Зверя» на волю и останавливаются только в присутствии более грозной, созидательной силы – высадившегося на остров английского офицера. Последний становится в романе прообразом высшего божественного начала, разом прекратившего все споры и распри и одним своим присутствием победившего Дьявола.

Художественные образы мальчиков соотнесены в романе с конкретным человеческим началом: Ральф – добрый, культурный, стремящийся к порядку, не боящийся ответственности; Хрюша – косноязычный, умный, умеющий рассуждать изобретатель; Саймон – слабый, зрящий в корень философ-индивидуалист; Джек – властолюбивый диктатор; Роджер – угодливый слуга и жестокий садист; близнецы Эрик и Сэм – простые, плывущие по течению люди, симпатизирующие добру, но склоняющиеся под грубой силой; малыши – ещё неокрепшие личности, не успевшие сделать выбор между добром и злом, но чувствующие последнее интуитивно.