Э гартман немецкий философ труды. Эдуард фон гартманпсихологияфилософияэзотериология

Эта проблема и ее решения в истории философии XIX в. являются реакцией на научную картину мира, в центре которой стоял тезис орациональности познания.

Первый пример такого рода представляет собой философия бессознательного Эдуарда фон Гартмана (1842-1906). Его основной труд «Философия бессознательного» вышел в 1868 г. и до 1875 г. выдержал 7 изданий. Основным пунктом этой философии является отрицание главенствующей роли разума и утверждение примата воли. Бессознательное « трактовке Э.Ф. Гартмана - пересмотренное представление об абсолюте, т.е. непостижимой Для разума духовной субстанции. В этико-мировоззренческой концепции Гартмана выражен принципиальный, глубинный пессимизм. Если страдания жизни резко превышают удовольствия, то основной задачей следует считать не познание бытия, а достижение небытия.

Э.фон Гартман в своей концепции опирался на взгляды Ф. Шеллинга (1775-1854) и А. Шопенгауэра (1788-1860). Шеллинг полагал, что бессознательное в качестве первоисточника всего сущего, принадлежит к сфере мирового духа. Оно пронизывает как жизнедеятельность человека, так и все потусторонние сферы мира. Шеллинг постоянно подчеркивал, что природа начинается в бессознательном и постепенно доходит до появления сознательной и разумной жизни. В эстетической деятельности, напротив, все начинается с сознания и заканчивается бессознательным. Примирение всех противоречий возможно лишь в Абсолюте, который есть Бог. В нем кроется общая основа для предоставленной гармонии между сознательным и бессознательным. В этом случае Абсолют отождествляется с бессознательной волей.

Шопенгауэрская воля также есть нечто бессознательное и слепое. Эта необузданная и неуправляемая сила дает толчок к созданию всех реалий жизни. В философии Шопенгауэра интеллектуальная деятельность человека составляет нечто побочное, не имеющее никакого принципиального значения для познания. Разум способен познать только явления, а не суть происходящего. Бессознательное (воля) представляет в человеке реальное и сущностное. Интеллект - только производное, обусловленное, порожденное. Бессознательное - изначальное и естественное состояние вещей. Оно является основой, из которой в отдельных видах вырастает сознание. Но и на этой высшей ступени бессознательное преобладает.

Э. фон Гартман выступал против отождествления «психического» и «сознательного». «Бессознательное психическое» равноправно с «сознательным психическим». Точка зрения Гартмана состоит в том, что комплексы представлений, ощущении и чувств ~ это феномены, представляющие психическую деятельность, протекающую за пределами сознания. Гартман утверждал, что бессознательное делится на «относительно бессознательное» и «абсолютно бессознательное».

Относительно бессознательными являются психические феномены, присутствующие в душе индивидуума, но не попадающие в его высшее, центральное сознание. Они действуют на уровне подчиненного (периферического) сознания. Абсолютно бессознательное - это психическая деятельность, не проникающая в сознание и не являющееся ее предметом. Поэтому оно никогда и никак не улавливается. Но продукт бессознательного в той мере, в какой не является психическим явлением, все же предстает сознанию человека. Bсe пассивное, по мнению Гартмана, в той или иной степени сознается. Любая активность носит бессознательный характер. Поэтому только бессознательное продуктивно, а сознание сугубо рецептивно и не способно к действию. Если бы сознание, самосознание, феномен «Я» носили субстанциальный характер, то истинность плюрализма оказалась бы самоочевидной, т.к. есть множество «Я». Абсолютно бессознательное является непременной предпосылкой онтологического монизма.

(1906-06-05 ) (64 года) Оказавшие влияние Готфрид Лейбниц , Артур Шопенгауэр , Георг Гегель , Фридрих Шеллинг , Чарльз Дарвин Не следует путать с другим философом - Николаем Гартманом (1882-1950).

Карл Роберт Эдуа́рд фон Га́ртман (нем. Karl Robert Eduard von Hartmann ; 23 февраля (1842-02-23 ) , Берлин , Германия - 5 июня , Грослихтерфельде) - немецкий философ .

Энциклопедичный YouTube

1 / 1

✪ Гальвани, Луиджи

Субтитры

Биография

Сын генерала Роберта Хартманна. Учился в артиллерийском училище; в 1860-1865 годах был на военной службе, которую оставил из-за болезни. В 1867 году получил степень доктора в Ростокском университете .

Творчество

Основное сочинение - «Философия бессознательного» ( , рус. пер. , в 2010 г. переиздана издательством «УРСС»), в котором он предпринял попытку объединить в связную теорию и проанализировать различные представления о феномене бессознательного.

Неоднократно печатался во французском журнале «Философское обозрение » («Revue philosophique ») под редакцией академика Теодюля Рибо .

Философское учение

Исходной точкой для философии бессознательного служит воззрение Артура Шопенгауэра на волю как на подлинную сущность всякого бытия и метафизическую основу всего мироздания. Шопенгауэр, в названии своего главного сочинения соединивший волю с представлением (Welt als Wille und Vorstellung), на деле самостоятельной и первоначальной сущностью считал только волю (реально-практический элемент бытия), представление же (элемент интеллектуальный) признавал лишь подчинённым и второстепенным продуктом воли, понимая его, с одной стороны, идеалистически (в смысле Канта) как субъективное явление, обусловленное априорными формами пространства, времени и причинности, а с другой стороны - материалистически, как обусловленное физиологическими функциями организма, или как «мозговое явление» (Gehirnphänomen).

Против такого «примата воли» Гартман основательно указывает на столь же первичное значение представления. «Во всяком хотении, - говорит он, - хочется - собственно переход известного настоящего состояния в другое. Настоящее состояние каждый раз дано, будь то просто покой; но в одном этом настоящем состоянии никогда не могло бы заключаться хотение, если бы не существовала по крайней мере идеальная возможность чего-нибудь другого. Даже такое хотение, которое стремится к продолжению настоящего состояния, возможно только через представление прекращения этого состояния, следовательно, через двойное отрицание. Несомненно, таким образом, что для хотения необходимы прежде всего два условия, из коих одно есть настоящее состояние как исходная точка; другое, как цель хотения, не может быть настоящим состоянием, а есть некоторое будущее, присутствие которого желается. Но так как это будущее состояние, как таковое, не может реально находиться в настоящем акте хотения, а между тем должно в нём как-нибудь находиться, ибо без этого невозможно и самое хотение, то необходимо должно оно содержаться в нём идеально, т. е. как представление. Но точно так же и настоящее состояние может стать исходной точкой хотения, лишь поскольку входит в представление (как различаемое от будущего). Поэтому нет воли без представления, как уже и Аристотель говорит: όρεκτικόν δε ούκ άνευ φαντασίας». В действительности существует только представляющая воля.

Но существует ли она в качестве всеобщего первоначала или метафизической сущности? Непосредственно воля и представление даны лишь как явления индивидуального сознания отдельных существ, многообразно обусловленные их организацией и воздействиями внешней среды. Тем не менее в области научного опыта мы можем находить данные, предполагающие независимое, первичное бытие духовного начала. Если существуют в нашем мире такие явления, которые, будучи совершенно необъяснимы из одних вещественных или механических причин, возможны только как действия духовного начала, т. е. представляющей воли, и если, с другой стороны, несомненно, что при этих явлениях не действует никакая индивидуально-сознательная воля и представление (т. е. воля и представление отдельных особей), то необходимо признать эти явления за действия некоторой универсальной, за пределами индивидуального сознания находящейся представляющей воли, которую Гартман поэтому и называет бессознательным (das Unbewusste) (чувствуя, однако, неудовлетворительность такого чисто отрицательного, или дефективного, обозначения (которое с одинаковым правом может применяться к камню или куску дерева, как и к абсолютному началу мира), Гартман в последующих изданиях своей книги допускает его замену термином сверхсознательное (das Ueberbewusste)). И действительно, перебирая (в первой части своей книги) различные сферы опыта, как внутреннего, так и внешнего, Гартман находит в них основные группы явлений, объяснимых только действием метафизического духовного начала; на основании несомненных фактических данных, путём индуктивного естественноисторического метода, он старается доказать действительность этого бессознательного или сверхсознательного первичного субъекта воли и представления.

Результаты своего эмпирического исследования Гартман выражает в следующих положениях:

«бессознательное» образует и сохраняет организм, исправляет внутренние и внешние его повреждения, целемерно направляет его движения и обусловливает его употребление для сознательной воли;
«бессознательное» даёт в инстинкте каждому существу то, в чём оно нуждается для своего сохранения и для чего недостаточно его сознательного мышления, например, человеку - инстинкты для понимания чувственного восприятия, для образования языка и общества и мн. др.;
«бессознательное» сохраняет роды посредством полового влечения и материнской любви, облагораживает их посредством выбора в половой любви и ведёт род человеческий в истории неуклонно к цели его возможного совершенства;
«бессознательное» часто управляет человеческими действиями посредством чувств и предчувствий там, где им не могло бы помочь полное сознательное мышление;
«бессознательное» своими внушениями в малом, как и в великом, способствует сознательному процессу мышления и ведёт человека в мистике к предощущению высших сверхъестественных единств;
оно же, наконец, одаряет людей чувством красоты и художественным творчеством.

Во всех этих своих действиях само «бессознательное» характеризуется, по Гартману, следующими свойствами: безболезненностью, неутомимостью, нечувственным характером его мышления, безвременностью, непогрешимостью, неизменностью и неразрывным внутренним единством.

Сводя, по следам физиков-динамистов, вещества к атомным силам (или центрам сил), Гартман сводит затем эти силы к проявлениям духовного метафизического начала. Что для другого, извне, есть сила, то само по себе, внутри, есть воля, а если воля, то и представление. Атомная сила притяжения и отталкивания не есть только простое стремление или влечение, но стремление совершенно определённое (силы притяжения и отталкивания подчинены строго определённым законам), т. е. в нём заключается известное определённое направление и заключается идеально (иначе оно не было бы содержанием стремления), т. е. как представление. Итак, атомы - основы всего реального мира - суть лишь элементарные акты воли, определённой представлением, разумеется, акты той метафизической воли (и представления), которую Гартман называет «бессознательным».

Так как поэтому и физический, и психический полюса феноменального бытия - и вещество, и обусловленное органическим веществом частное сознание - оказываются лишь формами явления «бессознательного», и так как оно безусловно непространственно, ибо пространство им же самим полагается (представлением - идеальное, волей - реальное), то это «бессознательное» есть всеобъемлющее единичное существо, которое есть всё сущее; оно есть абсолютное неделимое, и все множественные явления реального мира суть лишь действия и совокупности действий всеединого существа. Индуктивное обоснование этой метафизической теории составляет наиболее интересную и ценную часть «философии бессознательного».

Признав сначала неразрывное соединение воли и представления (или идеи) в едином сверхсознательном субъекте, обладающем всеми атрибутами Божества, Гартман затем не только обособляет волю и идею, но и олицетворяет их в этой обособленности, как мужское и женское начало (что удобно только на немецком языке: der Wille, die Idee, die Vorstellung). Воля сама по себе имеет лишь силу реальности, но безусловно слепа и неразумна, идея же, хотя светла и разумна, но абсолютно бессильна, лишена всякой активности. Сперва оба эти начала находились в состоянии чистой потенции (или небытия), но затем несуществующая воля абсолютно случайно и бессмысленно захотела хотеть и таким образом перешла из потенции в акт, увлёкши туда же и страдательную идею. Действительное бытие, полагаемое по Гартману исключительно волей - началом неразумным, - само отличается поэтому существенным характером неразумности или бессмысленности; оно есть то, что не должно быть. Практически эта неразумность бытия выражается как бедствие и страдание, которым неизбежно подвергается всё существующее.

Если первоначальное происхождение самого существования - беспричинный переход слепой воли из потенции в акт - есть факт иррациональный, абсолютная случайность (der Urzufall), то признаваемая Гартманом разумность, или целемерность, мирового процесса имеет лишь условное и отрицательное значение; она состоит в постепенном приготовлении к уничтожению того, что создано первичным неразумным актом воли. Разумная идея, отрицательно относящаяся к действительному бытию мира как к продукту бессмысленной воли, не может, однако, прямо и сразу упразднить его, будучи по существу своему бессильной и пассивной: поэтому она достигает своей цели косвенным путём. Управляя в мировом процессе слепыми силами воли, она создаёт условия для появления органических существ, обладающих сознанием. Через образование сознания мировая идея или мировой разум (по-немецки и разум - женского рода: die Vernunft) освобождается от владычества слепой воли, и всему существующему даётся возможность сознательным отрицанием жизненного хотения возвратиться опять в состояние чистой потенции, или небытия, что и составляет последнюю цель мирового процесса.

Но прежде чем достигнуть этой высшей цели, мировое сознание, сосредоточенное в человечестве и непрерывно в нём прогрессирующее, должно пройти через три стадии иллюзии. На первой человечество воображает, что блаженство достижимо для личности в условиях земного природного бытия; на второй оно ищет блаженства (также личного) в предполагаемой загробной жизни; на третьей, отказавшись от идеи личного блаженства как высшей цели, оно стремится к общему коллективному благосостоянию путём научного и социально-политического прогресса. Разочаровавшись и в этой последней иллюзии, наиболее сознательная часть человечества, сосредоточив в себе наибольшую сумму мировой воли, примет решение покончить с собой, а через это уничтожить и весь мир. Усовершенствованные способы сообщения, считает Гартман, доставят просвещённому человечеству возможность мгновенно принять и исполнить это самоубийственное решение.

Мысли о взаимоотношениях немцев и евреев

Леон Поляков в «Истории антисемитизма» отметил взгляды Гартмана на взаимоотношения немцев и евреев. Гартман считал, что массовые антисемитские кампании препятствуют их полной ассимиляции ; он рассуждал об отсутствии у евреев творческого духа, об их развращающем влиянии и о

Имя Эдвард Гартман было известно мне с юности – я немного интересовалась философией. Но знала я о нем лишь то, что он – певец пессимизма, считающий мир прибежищем страдания и не видящий выхода.

Книги его я не видела, да, по-моему, их у нас и не издавали. И только относительно недавно обнаружила в Интернете отсканированную копию с репринтной книги с еще дореволюционного издания. Это даже не точный перевод, а приближенный к тексту пересказ некоего Козлова А.А., правда, некоторые главы переведены полностью. В частности та, о которой я буду говорить больше всего – глава Х «Бессознательное в происхождении чувственного восприятия».

Я прочитала пока только первый том этого двухтомника и он произвел на меня сильное впечатление. Это замечательная книга, обращающая наше внимание на вещи обычные, всем доступные, кажущиеся совершенно понятными и привычными. Но это лишь привычная иллюзия, объяснить повсеместность которой можно лишь леностью ума и погруженностью в повседневные дела. Гартман анализирует то, над чем абсолютное большинство людей просто не задумывается.
Иногда говорят, что философию нельзя считать наукой, мол, сплошное словоблудие. Так вот, тот, кто прочитает эту работу, вряд ли отважится так сказать: это блестящий анализ как окружающего нас, так и нашего внутреннего мира. И чем далее продвигается цивилизация, тем более мы находим подтверждений тем выводам, которые сделал этот блестящий ученый в столь далекие от нас времена.

Мой же особенный интерес вызвало то обстоятельство, что Гартман, как выяснилось, обосновывает ту же идею, о которой я многократно писала в своих статьях, – существование пространства сознания у человека, в котором и происходят основные мыслительные процессы. Ранее я считала, что эта идея есть моя собственная находка. Да так оно и было. Но, тем не менее, оказалось, что не я первая нашла это решение. Однако широкого признания эта идея пока не получила. Именно поэтому я хочу коротко рассказать здесь как об этой идее с точки зрения Гартмана, так и немного о данной его работе в целом.
Мне идея относительно особого пространства сознания пришла в голову в связи с тем, что в работе компьютера просматриваются явные аналогии с работой разума. Но в те далекие годы, когда писалась эта книга, ни о каких компьютерах не было и речи. Однако автор нашел иные основания для той же самой идеи, что говорит в пользу её правильности. Более того, Гартман, говоря об этой идее, ссылается на такого авторитета в философии, как Кант, который еще ранее выдвинул ту же идею, но не смог правильно обосновать ее и найти ее точное место в структуре мира и человека.
Здесь и далее в кавычках я буду приводить цитаты из данной работы, которые я попыталась написать в современной транскрипции. Думаю, цитаты лучше и точнее передадут смысл и дух данной работы.

«Что такое то, что видится, слышится, осязается, ощущается, мыслится, одним словом, воспринимается мною, человеком вообще, воспринимается в весьма знакомых мне формах, которые я выражаю в словах: чувствую, мыслю? Иначе говоря, что такое это все, что для краткости я называю словами: мир, не я, объект, и чему я противопоставляю себя в словах: я, мое сознание, субъект? Тождествен ли этот мир с тем, как я его мыслю и чувствую, похож ли он на это или вовсе не похож? Да и существует ли в самом деле мир; уж не соткал ли я его из себя и в себе и поставил эту дразнящую мечту против себя, как нечто отличное от себя?
Если же так, то, что же такое это я, творящее миры и, так сказать, играющее ими, но в то же время безвыходно бьющееся, как птица в клетке, в этом своем создании? Не есть ли скорее мечта самостоятельность этого я, которым наоборот играет мир и которое для мира и его течения есть не более, как пятое колесо в телеге?»

«Не входя теперь в изложение частных причин неудовлетворительности каждой философской системы, назовем главную и общую всем. Она заключается в невозможности перейти через пропасть, которая лежит между миром по сю сторону и миром по ту сторону наших чувств, иначе говоря, между миром ощущаемым и мыслимым нами и миром вне наших ощущений и мыслей, или, по метафизическому выражению, миром самом в себе. А что эта проблема существует, то не только признавалось всеми великими мыслителями явно или косвенно, вольно или невольно, но и не могло быть не признано по самому существу человеческого знания.»

Конечно, наши органы восприятия как-то реагируют на полученные извне колебания, как-то их преобразуют и преподносят нашему сознанию. Каково соотношение между внутренней картинкой и реальными объектами точно неведомо никому и ныне. Мы видим лишь интерпретацию реального мира нашим организмом. И если наш организм создан так, что не воспринимает определенные колебания, то они и не будут отражаться в нашем сознании, их для нас как бы не существует, хотя в реальности они есть.

Далее говорится о недостаточности чисто физических исследований окружающего мира, о том, что невозможно найти исчерпывающее объяснение, не прибегая к метафизике, что суть «вещи в себе» ускользает от науки. То же самое относится и к самому человеку – невозможно объяснить его поведение только лишь очевидными, видимыми факторами, есть нечто скрытое, ускользающее от наблюдения в самой его психологической структуре.
Таким образом, рассуждения переходят в область бессознательного.

«Предметом труда Гартмана является ‘Бессознательное’, но у него это понятие не есть только отрицательное относительно понятия: сознательное. Все сочинение его есть ни что иное, как изложение предикатов и определений некоего положительного субъекта, которое носит собирательное имя Бессознательного.
Это понятие Бессознательного обнимает собой два понятия: бессознательной воли и бессознательного представления, постановка и определение которых составляет собственно ‘Философию бессознательного’. В конце концов, Бессознательное является метафизическою сущностью, сверхчувственным духовным деятелем, в котором заключается и которым объясняется причина, цель и вся жизнь мира.
…
Бессознательность этого деятеля, однако, не исключает его разумности, т.е. целесообразности в действиях.
Таким образом, понятия бессознательной воли и представления как бы кристаллизуются из обширного раствора явлений телесной и психической жизни животного мира: с каждой главою, с каждым вновь рассмотренным отделом явлений его гипотеза устанавливается все прочнее и прочнее, грани и формы кристалла определяются все яснее и резче. В этом исследовании он идет естественнонаучными, т.е. индуктивным методом.
… Гартман пробует приложить ту же гипотезу к явлениям царства растительного и мира неорганического. С его точки зрения эти явления могут быть весьма удобно объяснены тою же гипотезой. Тогда окончательно понятие Бессознательного устанавливается во всей полноте и определенности.
Бессознательное есть всё – им движется и живет мир, или лучше сказать, оно и есть мир.
В нем разрешаются и примиряются все противоположности, столь мучившие философов: идеального и реального, материи и духа, субъекта и объекта.»

«Особенно важную часть в системе Гартмана составляет учение о целесообразности в природе – это, так сказать, краеугольный камень всей его философии. В своем введении он посвящает целую главу особому способу доказательства целесообразности в природе, а именно он думает, что можно приложить к вопросу целесообразности математическую теорию вероятностей.»

Пока не знаю, что конкретно видел за Бессознательным сам Гартман, но, глядя на его рассуждения из сегодняшнего дня, трудно уйти от мысли, что Бессознательное является ни чем иным, как самонастраивающимся программным комплексом. Естественно, разным для разных существ, но опирающимся на одни и те же базовые принципы: восприятие и анализ окружающего мира и самого субъекта, применение тех или иных алгоритмов поведения в зависимости от полученных внешних и внутренних данных. Очевидная бессознательная цель данного комплекса – продолжение и развитие мира.

Затем в работе дается обоснование крайней важности бессознательной составляющей живого существа для всего его существования: бессознательное формирует организм из зародыша тогда, когда никакого сознания нет и в помине, бессознательное отвечает за все функции жизнедеятельности организма, бессознательное включает механизмы лечения и самозащиты при необходимости, бессознательное вынуждает организмы размножаться и воспитывать детенышей и т.д. Ну, это, вероятно, ныне всем более-менее понятно. Все эти положения раскрываются логически и подтверждаются многочисленными экспериментальными данными.
Также автор показывает, что мышление тоже в значительной степени основывается на бессознательных процессах: извлечение нужных образов из некоего хранилища, сопоставление образов с целью определения их равенства или соответствия также в основном производится бессознательными механизмами, аналогично и другие процессы. Лишь готовый результат всплывает в душе. И мы обычно даже не задумываемся, что совершенно не понимаем с помощью каких механизмов к нему пришли.

«…в мышлении все сводится к тому, чтобы мыслящему пришло в голову должное представление в должный момент. В этой находчивости и состоит преимущество сильного ума перед слабым»
По существу тут должна быть задействована поисковая система, подобная (отдаленно, конечно) тем, к которым мы так привыкли, например, в Интернете. А ведь это сложный программный комплекс, не говоря уже о том, что должно быть структурированное специальным способом хранилище данных, откуда мы все эти представления можем извлекать! Но для нас вся эта работа проходит бессознательно.

«Все они (выводы) могут быть развиты по правилам дискурсивной логики: но это развитие столь тонко и отчасти столь сложно, что совершенно невозможно, чтобы оно происходило в сознании существ, когда они образуют их в первый раз. Значит, они входят в это сознание уже готовыми.»
«Как вычисляет собака кривую брошенного куска, который она так ловко схватывает со всякого расстояния и под различным углом? Упражнение облегчает только влияние бессознательного на нервные центры; и где они уже готовы к делу без упражнения»

Сложнейшая проблема взаимодействия нашего сознания с нашим телом также рассматривается в данной работе. Промежуточным звеном между материей и духом определяется представление, неразрывно связанное с волей, т.е. намерением совершить некое действие. Представление – это отображение ситуации в некоем особом пространстве, согласно которому и строится якобы само действие. При этом все наши органы, вероятно, до мельчайших клеток, наделяются бессознательными волей и представлением (иначе говоря – примитивным духом), т.к. иначе взаимодействие материи и сознания в организме было бы невозможно.

«Я хочу поднять мизинец и делаю это. Как представить себе весь процесс перехода мысли в мышечное движение?
...
Очевидно, что чисто духовное представление о поднятии мизинца не может действовать непосредственно на центральные концы нервов, ибо между ними ничего нет общего…
…
Из невозможности механического объяснения следует, что посредствующие члены должны быть духовной природы; из полного отсутствия сознательных членов следует, что они должны быть бессознательные. Из необходимости волевого импульса… следует, что сознательная воля производит бессознательную волю…

Задача решается таким образом: всякое произвольное движение предполагает бессознательное представление о положении в мозге соответственных концов двигательных нервов…
…для воли необходимы два представления: одно представляет исходный пункт – представление настоящего состояния, другое – конечный пункт или цель – представление будущего…
Воля, следовательно, есть стремление к переходу из состояния, выражаемого представлением насущной реальности, в состояние, выражаемое представлением реальности имеющей произойти…»

Ну и далее автор переходит к рассмотрению этого пространства, служащего, как я понимаю, как для сознательных, так и для бессознательных представлений.
Как я уже говорила, вначале Гартман в своих рассуждениях опирается на идеи, высказанные Кантом.

«Кант в своей трансцендентальной эстетике высказал, что пространство не воспринимается пассивно душою извне, но производится ею самостоятельно и этим положением произвел целый переворот в философии. Почему же, однако, это верное положение столь антипатично как общему человеческому смыслу, так и, за немногими исключениями, и естественнонаучному образу мыслей?
1) Потому что Кант, а за ним Фихте и Шопенгауэр, из верного положения вывели ложные и противоречащие инстинкту здравого смысла односторонние идеалистические следствия…
2) Потому что Кант… дал неверные доказательства…
3) Потому что Кант, не давая себе в том отчета, говорит о бессознательном процессе в душе, между тем, как тогдашний образ воззрений знал и считал возможным только сознательные душевные процессы. Сознание же отрицает свою самостоятельность в произведении пространства и времени и с полным правом считает, что они даны чувственным восприятием...»

Далее, совершенно справедливо говорится о том, что если признать существование только внутреннего пространства (по Канту), то мы неизбежно скатываемся к солипсизму, что все же маловероятно в реальности. Затем приводятся аргументы в доказательство того, что внешний мир все же реально существует: неожиданность, яркость, невозможность произвольного повторения и т.д. А значит, есть как реальное внешнее пространство, так и пространство нашего внутреннего мира, в котором внешний мир отображается.

«… бессознательное произведение пространства дает основу для происхождения чувственного восприятия, которым начинается сознание и которое лежит в основании всякого сознательного мышления»

«Мы же теперь вкратце взглянем на основания, которые делают вероятным, что пространство и время на самом деле суть одинаково и формы бытия, и формы мышления»

Затем рассматривается вопрос о механизмах восприятия и преобразования внешней действительности для внутреннего употребления. И как ни преобразуй внешние сигналы, но только построение аналогичных внутренних объектов с учетом пространственного взаимного размещения объектов может дать адекватное внутреннее представление о внешнем мире: «…постройка пространственных отношений есть дело души».

«… только посредством этого чудного процесса превращения душа созидает себе основу для познания внешнего мира, так как без пространственного созерцания она никогда не могла бы выйти из самой себя»
«…опять мы выбрались в область Бессознательного и должны создание пространства душою признать за его деятельность: ибо этот процесс так явно предшествует возможности всяческого сознания, что никогда не может быть рассматриваем как нечто сознательное»
«…в одном, и самом главном, Кант был прав, именно: что форма пространства не извне посредством физиологического процесса входит в душу, но что она ее созидает самостоятельно»

Таким образом, автор не представляет себе возможности восприятия внешнего мира и взаимодействия с ним кроме как через посредничество внутреннего пространства, в котором органы восприятия и мозг непрерывно отображают внешний мир в наш внутренний.

Система, изложенная Гартманом столь логична, гармонична и непротиворечива, подтверждена столькими реальными примерами, что остается только удивляться, почему она была почти забыта и человечество продолжает поиски ответов на вопросы, хотя давно уже существуют самые убедительные ответы.

Рецензии

Спасибо, книгой поинтересуемся (сейчас читаем другое).
Право, не все обсуждаемые антиномии я понял (или признал), но вот пример с "силой воли, движущей пальцем", мне знаком хорошо (а я-то думал, что сам придумал такое!).
Подобную антиномию "офизичивания нефизического" с движением пальцев или других частей биологического тела в своё время усиленно обсуждал с материалистами. И чтоб Вы думали?.. Не видят они никаких антиномий в упор!
Ох, беда...
На самом деле, всё в феномене человека магично, сам этот феномен - ходячая магия со 100%-ым октановым числом!
В частности, все жизненные функции, сенсорика с моторикой, само сознание со всеми атрибутами есть Магия.
Здесь не совсем понятно только - ПОЧЕМУ не можно пользоваться своей "бессознательной магией" за пределами биомассы...
Или можно?

Не совсем всё же понял, как следует понимать "бессознательное" по Гартману. Возможно, что - в широком смысле - не только человеческий аппарат.

"Самонастраивающийся программный комплекс" и "принцип целесообразности" - это часные проекции известного из космологии т.н. "Антропного принципа".

Спасибо, Андрей.
Да, у меня тоже сложилось впечатление, что ясность материалистов есть лишь недостаток глубины мышления. Сами рисуют себе забор далее которого мысль не пускают.

На самом деле вся эта магия, о которой Вы говорите, есть лишь непознанная физика. Когда-нибудь ее будут изучать дети в школах.

"За пределами биомассы" перестают работать ваши личные программы, которые обеспечивают процесс. Потому там так просто это не работает. А суть этого именно в том, что Вы пока не поняли и с чем Вы пытаетесь спорить - условная материальность внутреннего душевного пространства и предметов там воображаемых.

Как только Вы освоите эту мысль, Вы увидите целостность и гармоничность картины в целом. Надеюсь, это произойдет в не очень отдаленном будущем.

"Бессознательное по Гартману" имеет четкое название в современную эпоху - программирование. Если книжку прочитаете, то поймете это сами.

Приветствую Елену.
"...вся эта магия, о которой Вы говорите, есть лишь непознанная физика"...
- Ну вот, мы пришли с другого конца к утверждению С.Лема, что "Достаточно развитая технология неотличима от магии".
Но НЕ физика.
Наука физика имеет дело с объектами и процессами, проявленными в местном континууме 3+1 и имеющими соответственно массу, импульс, координаты, каналы преобразований и пр.
За пределами физического пространства - НЕ физика по определению.
Пространство воображения, доступное человеку, НЕ физическое - по определению. Другой "аромат", иная размерность. Масса воображаемого яблока = 0 (или вообще мнимая).
Не нужно пытаться спасать дело "условной материальностью". Это тупик.
С точки зрения физики воображаемое яблоко не существует. Как и мысли, эмоции, движение духа. Это - НЕфизические объекты. За пределами физической вселенной, в "Нигде-никогда". И они не существуют.
Они - ПРОЯВЛЕНЫ в доступных человеку /под/пространствах. Там мы и оперируем с ними.

И Вам привет!
Вот скажите, Вы в состоянии вообразить, что могут существовать иные пространства и иная материя в них, подобные нашим, но с чуточку смещенными параметрами? Ведь не факт, что только то сочетание, кое мы тут наблюдаем, доступно в реализации?

А если это возможно, то возможно и конструирование живых существ на базе этой материи? То есть как бы параллельные миры. А значит и физика там будет?

С точки зрения нашей физики воображаемое яблоко, допустим, ничего не весит. А с точки зрения физики другого пространства? Ну да, Вы его не хотите признавать... Но допустить в качестве гипотезы способны?

И еще. Поясните, пожалуйста, термин "проявлены" в Вашем понимании.

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

, Артур Шопенгауэр , Георг Гегель , Фридрих Шеллинг , Чарльз Дарвин

Не следует путать с другим философом - Николаем Гартманом (1882-1950).

Карл Роберт Эдуа́рд фон Га́ртман (нем. Karl Robert Eduard von Hartmann ; 23 февраля (18420223 ) , Берлин , Германия - 5 июня , Грослихтерфельде) - немецкий философ .

Биография

Творчество

Основное сочинение - «Философия бессознательного» ( , рус. пер. , в 2010 г. издательством «УРСС»), в котором он предпринял попытку объединить в связную теорию и проанализировать различные представления о феномене бессознательного.

Философское учение

Результаты своего эмпирического исследования Гартман выражает в следующих положениях:

«бессознательное» образует и сохраняет организм, исправляет внутренние и внешние его повреждения, целемерно направляет его движения и обусловливает его употребление для сознательной воли;
«бессознательное» даёт в инстинкте каждому существу то, в чём оно нуждается для своего сохранения и для чего недостаточно его сознательного мышления, например, человеку - инстинкты для понимания чувственного восприятия, для образования языка и общества и мн. др.;
«бессознательное» сохраняет роды посредством полового влечения и материнской любви, облагораживает их посредством выбора в половой любви и ведёт род человеческий в истории неуклонно к цели его возможного совершенства;
«бессознательное» часто управляет человеческими действиями посредством чувств и предчувствий там, где им не могло бы помочь полное сознательное мышление;
«бессознательное» своими внушениями в малом, как и в великом, способствует сознательному процессу мышления и ведёт человека в мистике к предощущению высших сверхъестественных единств;
оно же, наконец, одаряет людей чувством красоты и художественным творчеством.

Мысли о взаимоотношениях немцев и евреев

Гартман считал, что «евреям следует отказаться от своего племенного чувства и проникнуться одним лишь патриотическим чувством искренней любви и преданности интересам той нации, среди которой им приходится жить» и только тогда им можно будет открыть доступ в те сферы, куда их до этого нельзя допускать - например, на государственную службу.

Напишите отзыв о статье "Гартман, Эдуард фон"

Примечания

Источники

// Православная энциклопедия . Том X. - М .: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия» , 2005. - С. 438-440. - 752 с. - 39 000 экз. - ISBN 5-89572-016-1
// Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
// Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона . - СПб. , 1908-1913.
// Философский энциклопедический словарь / Под ред. Л. Ильичева и др. - М.: Советская энциклопедия, 1983.

Отрывок, характеризующий Гартман, Эдуард фон

– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.

Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.

Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d"etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.

ГЛАВА XVII.

Метафизика (Эд. Гартман).

Перейдем к рассмотрению философской системы Гартмана, которая является типичной для метафизического построения. Его сочинение « Философия бессознательного» появляется в 1869 году. Это была метафизика, но совершенно своеобразная. Она отличается от прежних метафизических систем одной очень важной чертой. Между тем как, например, Шеллинг, Гегель при построении системы философии относились с пренебрежением к научным данным или вообще придавали им второстепенное значение, руководствуясь главным образом своими умозрениями, у Гартмана, согласно духу времени, является новая черта; он именно считает необходимым те результаты, к которым он пришел путем умозрения, привести в связь с научными данными, добытыми индуктивным путем, а потому на заголовке книги он о своей системе говорит, что она представляет собою «спекулятивные результаты на основании индуктивно-естественнонаучных методов».

Эдуард Гартман родился в Берлине в 1842 году. Первоначальное воспитание он получил в гимназия, о преподавателях которой сохранил наилучшие воспоминания. Они очень рано пробудили в нем вкус к отвлеченному мышлению. С особенным интересом он изучает физику, математику и литературу. В гимназии же он занимается искусствами, живописью и музыкой, которую он постиг в совершенстве. Дальнейшее свое образование он получил не в университете, как это следовало бы ожидать. В университет он не поступил. Надеясь на военной службе иметь достаточно досуга для занятий интересовавшими его науками: математикой, естествознанием и философией, он решает посвятить себя военной карьере. В 1858 году он поступает в артиллерийскую академию, где на ряду с изучением математики и естество-

284

знания усердно занимается философией. В 1862 году он делается офицером и попадает на службу в крепости Шпандау, где имеет достаточно свободного времени, чтобы написать для себя ряд статей по самым различным вопросам философии и психологии. Но в 1864 году он должен был оставить военную службу вследствие того, что заболел воспалением коленной чашки, и этой болезнью был на несколько лет прикован к постели. Затем он пробовал свои силы в искусствах, живописи и музыке, но, убедившись в том, что он не может сделать в области искусств ничего выдающегося, оставил их. Когда, по его словам, для него сделалось ясным, что он во всем банкрот, кроме мысли, то он окончательно посвятил себя философии. Он был как бы самоучкой в этой области, но в этом было нечто положительное, так как это обстоятельство помогло ему создать мировоззрение свободно, без предубеждений. По его словам, он никогда не имел случая раскаиваться в том, что не получил университетского образования; напротив, он благодарил свою судьбу за то, что она дала возможность ему обойтись без него, потому что вследствие этого он не был стеснен никакими рамками: он в своем творчестве был совершенно свободен от каких бы то ни было господствовавших течений. Предоставленный самому себе, он писал исключительно для себя. Его сочинения были как бы монологом к самому себе. И вот еще недавно бывший офицером, в 1869 году он выпустил свою книгу «Философия бессознательного». Хотя она вышла в такой период, когда увлечение материализмом и позитивизмом было в полном ходу, но тем не менее она обратила на себя внимание, что между прочим доказывается и тем, что за пятилетие, до 1875 года, о ней было написано не менее 58 сочинений. Из них одни опровергали его взгляды, другие защищали, третьи просто выясняли, излагали его учение. Этот факт показывает, что сочинение его было признано явлением значительным. Но как бы мы ни оценивали этот труд, ясно, что он оказал огромное влияние на философскую мысль, что он заинтересовал значительную часть читающей публики. Разумеется, его воззрения для публики, настроенной материалистически и позитивистически, казались фантастическими. Тогда начались нападки на него. Указывали на то, что автор неправильно рассуждает потому, что он дилетант, профан, что он просто неспособен обращаться с научным материалом. Гартмана обвинили в дилетантизме в области естествознания. Но в скором времени одно обстоятельство доказало, как много в суждениях о Гартмане было пристрастного. В 1872 году появилась книга анонимного автора под заглавием «Критика философии бессознательного с точки зрения физиологии и теории развития*. В этом сочинении анонимный автор показывает все недостатки «философии бессознательного», обнаруживая при этом огромную эрудицию в области естествознания. Критики Гартмана стали ссылаться на эту книгу в доказательство неосновательности его философских взглядов. Но вот вскоре эта книга появляется вторым изданием с именем автора. Оказалось, что автором ее был не кто иной, как сам Гартман. В начале 80-х годов Гартман покидает Берлин, который за это время успел сделаться большим и шумным городом, и навсегда поселяется в деревне близ Берлина (Гросс-Лихтерфельде). Он высказался по всем основным вопросам философии и обнаружил огромную продуктивность. Нет такого

285

философского вопроса, по которому он не высказал бы своего авторитетного слова. В последнее время он писал даже статьи публицистические и по политической экономии. Он умер в 1906 году.

Рассмотрим; в чем заключается его система мира.

Чтобы построить систему философии, Гартман должен был отыскать основу мировой жизни, или основной принцип. Этот принцип должен был обладать такими свойствами, чтобы из него можно было объяснить все мировые процессы. Гартман мог взять тот принцип, который клал в основу своей философии Гегель, именно разум, и сказать, что в основе мировой жизни находится разум, который создает целесообразность мира. Но Гартману этот принцип казался неудовлетворительным, потому что разум сам по себе может только мыслить, но не может действовать; он бессилен, а потому он не может совершать никакого действия. Далее Гартман мог бы взять для объяснения тот принцип, которым пользовался Шопенгауер, именно волю, но этот принцип ему тоже казался неудовлетворительным, потому что, хотя воля обладает способностью действовать, но ведь она слепа, не разумна, и из одной воли нельзя было бы объяснить целесообразность вселенной. Оставалось признать, что оба эти принципа лежат в основе жизни вселенной, но и этого Гартман не мог сделать потому, что единство мира отнюдь не может быть объяснено при допущении двух принципов. Для Гартмана, таким образом, Оставалось только одно — признать, что в основе мира лежит абсолют, атрибутами которого является, с одной стороны, воля, с другой стороны, разум. Оба эти атрибута имеют одинаковое значение. Разум, или как Гартман его называет, представление, есть нечто, лишенное силы, воля же сама по себе есть нечто неразумное, следовательно, слепое. Этот абсолют, который Гартман называет бессознательным, лежит в основе всего нами познаваемого, как объективного, так и субъективного, а тот мир, который мы воспринимаем, есть не что иное, как обнаружение этого бессознательного. Абсолют есть нечто, лежащее по ту сторону вещей, а вещи, чувственно воспринимаемый нами мир, есть объективация этого абсолюта. Этот абсолют есть, конечно, нечто духовное. К этой мысли Гартман пришел, разумеется, путем умозри-

тельным. Ее нужно подтвердить научными, индуктивными фактами.

Для того, чтобы показать, что все существующее есть только обнаружение этого абсолюта, мы рассмотрим прежде всего, что такое материя. Тогда мы убедимся, что то, что лежит в основе мира, есть нечто духовное, именно воля.

Материя для материалистов состоит из материальных атомов, которые протяженны. Гартман, как мы видели, примыкает к тем учениям, которые признавали, что материя состоит из непротяженных точек, являющихся центрами приложения сил отталкивательных и притягательных. Если сказать, что атомы обладают способностью притягивать или отталкивать, то нужно признать, что они представляют собою только силу, а сила есть стремление, воля, так что ясно, что атомные силы суть бессознательные волевые деятельности, так как нельзя же допустить, чтобы атомам могло быть присуще представление. Атом, таким образом, есть существо, индивидуум, обладающий бессознательной волей, и в качестве такового есть обнаружение абсолютного духа, воли, лежащей в основе мира.

Если мы рассмотрим все явления мировой жизни и проявления жизни вообще, то мы увидим, что у них есть одна общая черта, которая заключается в том, что они совершаются бессознательно. Из этого Гартман делает заключение, что абсолют есть именно бессознательное.

Для того, чтобы были понятны его примеры, обратим внимание на следующее обстоятельство. Если я ставлю какую-нибудь цель вполне сознательно, и если я также сознательно изыскиваю средства для достижения этой цели, то такое действие должно быть названо сознательным. Но если я хотя и сознательно отыскиваю какие-либо средства, но в своих действиях достигаю таких целей, о которых я ничего не знаю, то такие действия должны быть названы бессознательными.

Можем ли мы сказать, что целесообразность, существующая в жизни мира, может быть объяснена только из воздействия сознательного разума? Конечно, нет. Если мы возьмем, например, действия животного, то мы увидим, что они регулируются инстинктом. Но можно ли сказать, что действия инстинктивные сознательны? Конечно,

нет. Например, бобр, родившийся нынешнею весною, заготовляет себе нынешнею же осенью материал для жилища, для защиты от зимнего холода. Но ведь бобр не видел еще зимы, еще не испытал зимнего холода. Следовательно, хотя он совершает действия целесообразные, но достигает целей, о которых он ничего не знает. Следовательно, действия инстинктивные суть действия целесообразные, но бессознательные. Никакие обычно принятые объяснения инстинкта не удовлетворяют Гартмана. По его мнению, единственно достаточное объяснение — это объяснение метафизическое. Мы должны допустить, что в инстинктивных действиях животных обнаруживается влияние мирового духа, абсолюта. Именно, каждый организм, по мнению Гартмана, исполняет предначертания бессознательного.

Возьмем далее следующий пример. Если в нашем организме происходит какое-нибудь повреждение, то оно, как известно, само собою исправляется, благодаря «целебной силе природы», как в этом случае принято выражаться. Те или другие ткани располагаются тем или иным способом, но так, что происходит исправление повреждения. Этот процесс, будучи вполне целесообразным, совершается бессознательно. Если на мой глав начинает внезапно действовать какой-либо сильный ослепительный свет, то, как известно, зрачок в глазу сузится для того, чтобы меньшее количество света могло проникать в него. Это действие, называемое рефлекторным, имеет целесообразный характер: оно имеет целью устранить вредное действие сильного света на сетчатку, но и в то же время совершается вполне бессознательно, без моего ведома.

Воздействие того же бессознательного мы увидим и на других человеческих действиях. Например, творчество мыслителя, по мнению Гартмана, носит характер бессознательный. Нельзя же сказать, что мыслитель поставляет себе определенные цели и для достижения этих целей ищет определенных средств. В действительности гениальное открытие происходит бессознательно, благодаря вдохновению. Объяснение этого состояния, по мнению Гартмана, состоит в том, что оно происходит бессознательно, благодаря воздействию бессознательного принципа мира. То же самое следует сказать и относительно

творчества в области эстетической, в эстетическом восприятии, когда мы наслаждаемся созерцанием чего-либо красивого, изящного. Если бы нас спросили, почему то или другое нам кажется изящным, то мы ответили бы, что эти причины лежат вне сферы нашего сознания. В этом смысле и художественное наслаждение можно объяснять влиянием бессознательного.

В чувстве любви также обнаруживается бессознательное. Именно абсолют, заботясь о продолжении рода человеческого, обставил его чарами любви. Человек идет на эту приманку, чтобы исполнить цели бессознательного. Он является в этом случае только орудием в руках бессознательного.

То же самое можно сказать и относительно происхождения языка. Всякий согласится с тем, что народы не поставляют сознательных целей при созидании языка. Они при созидании языка не условливаются между собою относительно того, чтобы то или другое слово избрать символом для той или другой мысли. Язык созидается бессознательно.

Точно так же и история народов созидается бессознательно. Отдельные народы и их вожди часто ставят те или другие задачи и думают, что история идет согласно их планам, а в действительности они в этом случае являются только орудием бессознательного. Бессознательное предначертывает известные планы, и в таком направлении идет история. Каждая отдельная личность ставит себе известные ограниченные задачи и стремится к их выполнению, а результатом этого является история, которая, в свою очередь, является только лишь средством для выполнения мировых целей. Наконец, действия бессознательного обнаруживаются в тех мистических состояниях, в которых может находиться человек в состоянии религиозного вдохновения, философ — в те моменты, в которые он познает тождество своего «я» с абсолютом. Такие состояния Гартман считает возможными благодаря вмешательству бессознательного. Философу для ясного уразумения тождества его «я» с абсолютом такое мистическое состояние является необходимым.

Таким образом, во всех рассмотренных явлениях мы видим наличность бессознательного, а из этого следует, что в основе всех эмпирических явлений лежит

абсолюта, который должен быть признан бессознательным, потому что в таком виде он именно и обнаруживается. Это бессознательное пользуется сознательными функциями для реализирования своих бессознательных целей. Что касается реального мира, то он есть только явление, раскрытие или объективация этого абсолюта.

Как понять, что все процессы, которые совершаются в мире, имеют своей причиной бессознательное? Одновременное воздействие абсолюта во всем мире можно объяснить по аналогии с действием души в организме животного. Душа одновременно оказывает воздействие на различные части организма. Почему же в таком случае бессознательная мировая душа не может в одно и то же время присутствовать во всех организмах и атомах н действовать целесообразно? Бессознательное в этом смысле представляет собою абсолютное единство. Хотя и существуют различные индивидуумы, но они являются различными только для феноменального мира, в действительности же они входят в состав бессознательного, которое является абсолютным индивидуумом. Абсолют, или бессознательное, существовал вечно, до мира, который он и создал из самого себя. Так как ему первоначально не противостоял никакой объект, от которого он мог бы отличать себя, то он должен был быть без сознания.

Этот дух находился первоначально в состоянии полного покоя, так что и воля, и представление (разум) существовали в нем только потенциально, в состоянии возможности. Но потом абсолютное перешло в состояние деятельности.

Почему же, спросим мы, абсолютное перешло в состояние деятельности? Это, по мнению Гартмана, есть неразрешимая проблема. Ставить вопрос о том, почему абсолют приходит в состояние деятельности, это то же самое, что спрашивать, почему вообще абсолют существует. Такие вопросы философия не может разрешить. Единственно, что философия в этом случае может сделать, заключается в том, чтобы придать абсолюту такие атрибуты, которые делали бы понятным, почему действительность именно такова, какова она есть.

Гартман предполагает, что абсолют в известный момента переходит в деятельное состояние, обнаружи-

290

Вается, результатом чего является творение мира. Творение мира именно начинается с того, что слепая воля к жизни беспричинно и случайно переходит из потенции в акт, из мира сверхбытия в мир чувственного бытия и в своем неразумном стремлении увлекает разум. Результатом этого является мир, полный страданий, мир по самой своей природе такой, что в нем страдания преобладают над радостями.

Гартман стремится доказать это и для этого не жалеет красок. Следуя в этом отношении Шопенгауэру, он формулирует свою мысль так, что горестей в жизни больше, чем радостей, страданий больше, чем удовольствий.

В самом деле, что обыкновенно считают благом жизни? Здоровье, молодость, богатство, свободу. Но считая здоровье источником человеческих радостей, ошибаются, потому что все, что мы в здоровье называем благом, есть не что иное, как только отсутствие тех страданий, которые дает болезнь. Возьмем, далее, те радости, которые связываются с молодостью. С психологической точки зрения мы можем сказать, что здесь источником радости является только отсутствие страданий, сопряженных со старостью. Свобода — это отсутствие страданий, являющихся следствием лишения свободы. Удовольствие есть, таким образом, нечто отрицательное. Истинная реальность принадлежит только страданию. Говорят часто, что дружба, семейная жизнь, брак, науки и искусства — все это способствует увеличению счастья человеческой жизни. Гартман подробно это рассматривает и видит совершенно обратное. Что касается художественных и научных наслаждений, то, хотя Гартман и признает, что в области творчества—в науках и искусствах — наслаждение получить можно, но они, по его мнению, слишком незначительны, чтобы могли уравновесить страдания. Нельзя думать, что счастье возрастает вместе с культурой. Самые счастливые народы—это народы некультурные, а из культурных — необразованные классы. С возрастающим развитием народа возрастает и недовольство. Развитие ума приводит лишь к более ясному сознанию преобладания страданий, более, чем уравновешивает незначительные благодеяния прогресса 1).

1) Об этом подробнее см. ниже.

Но как согласовать то обстоятельство, что мир полон страданий, с утверждением Гартмана, что абсолютное премудро. Как может абсолютное создать такой несовершенный мир? Гартман думает, что наш мир, может быть, есть лучший из всех возможных миров, но лучший из всех миров совсем не исключает того, что он может быть полон страданий, потому что в действительности мир, свободный от страданий, никак но может существовать. Кроме того, по мнению Гартмана, существование такого несовершенного мира можно оправдать тем, что в творении его не принимал никакого участия разум. Создала его воля, которая увлекла за собою разум. Оттого и происходит, что вследствие воздействия разума мир целесообразен, механизм его разумен, самый же факт его существования неразумен, потому что он есть продукт неразумной воли.

Мы можем определить цель мирового процесса. Задача мировой жизни, как и жизни индивидуальной, есть достижение счастья, но в действительности оно совершенно недостижимо: в жизни не только счастье не достигается, но, напротив, страдание настолько преобладает над радостями, что нужно отдать предпочтение небытию пред бытием.

Но каким образом достигнуть того, чтобы привести мир в состояние небытия? Для этого, по мнению Гартмана, необходимо волю, эту виновницу бытия, привести в состояние покоя; необходимо уничтожить волю к жизни. Таким образом можно будет освободить мир от страдания. Для этого воля должна из пространственного и временного состояния перейти в то первоначальное состояние, которое было нарушено сотворением мира.

Задача логического элемента абсолюта именно в том и состоит, чтобы научить понимать сознание, что воля находится в иллюзии. Сознание должно развиться до того, чтобы понимать неразумность стремлений воли, и только тогда воля может устремиться к переходу в первоначальное состояние.

Ближайшая задача, поэтому, заключается в том, чтобы сознание пришло к пониманию неразумия воли.

Человечество, по мнению Гартмана, в своих упованиях достигнуть счастья пережило три стадии. Первая стадия—эго античный мир, когда человечество верило в до-

стижимость счастья в земной жизни. Вторая стадия (средние века), когда верили, что достижение истинного счастья возможно только в загробной жизни. Наконец, третья стадия, когда человечество надеется достигнуть счастья с возрастанием прогресса. Но после этих трех стадий иллюзий надежды на положительное счастье человечество увидит безумие своих стремлений и, отказавшись от положительного счастья, будет стремиться к безболезненности, к нирване, к ничто.

Этот переход в небытие может осуществиться в том случае, если воля перейдет в первоначальное состояние, а этого можно достигнуть при помощи уничтожения воли к жизни. Но каким образом это может быть сделано? Нужно уничтожить волю в себе, вызывая противоположные желания.

Мысль Гартмана нужно понимать следующим образом. Если воля перейдет в состояние вне пространства и времени, то это ее возвращение к прежнему состоянию равносильно уничтожению мира. Но как же это уничтожение мира должно произойти? Известно, как на этот вопрос отвечал Шопенгауэр. По его мнению, каждый человек должен убить в себе волю к жизни при помощи аскетизма 1). Но этот вывод не удовлетворяет Гартмана. По его мнению, если бы не только каждый отдельный человек, но даже если бы все человечество стремилось перейти к небытию при помощи аскетизма, то этим не была бы достигнута задача освобождения мира от страданий. Положим, что известный индивидуум перестанет быть орудием воли, но что значит для абсолюта один индивидуум? Если бы даже вымерло все человечество, задавшись идеей аскетизма, то осталось бы царство животных, и бессознательное, конечно, поспешило бы воспользоваться первым случаем для того, чтобы создать нового человека. Для того, чтобы решить указанную задачу мира, необходимо, чтобы значительно большая часть духовной жизни, обнаруживающейся в жизни, в мире, соединилась в человечестве; чтобы по крайней мере большая часть человечества была проникнута этой задачей; нужно, чтобы существовало настолько удобное сообщение между населением на земле, чтобы могло быть принято общее решение к уничтожению воли. Если человек будет

1) Об этом см. ниже.

отрицать свою волю, то он этим придет к уничтожению воли всего мира; этим он придет к тому, что весь космос будет уничтожен.

Конечно, это учение содержит чрезвычайно много непонятного. Прежде всего непонятно, каким образом должно совершаться это общее отрицание воли. По-видимому, единственный рациональный смысл мог бы заключаться в том, чтобы объединенное человечество пришло к решению общего самоубийства и уничтожению всего живущего, но Гартман избегает такого толкования своей теории, потому что из того, что оставалось бы по умерщвлении человечества и всего живущего, легко могло бы вновь возникнуть человечество. Поэтому Гартман замечает, что ближе этот акт перехода воли в первоначальное состояние не может быть объяснен, как только признанием, что это есть сверхъестественный процесс, посредством которого мир удалится из своего теперешнего обнаружения воли, а вместе с миром явлений уничтожатся н его законы.

Гартман отказывается дать· ближайшее объяснение этого конечного процесса, но он считает необходимым указать на то, что этот процесс не содержит в себе ничего немыслимого.

Чтобы закончить рассмотрение системы Гартмана, нам необходимо характеризовать его отношение к пессимизму.

Вследствие того, что он признал, что в мире количество страданий преобладает над радостями, его считали пессимистом в обыкновенном смысле слова. Даже обыкновенно спрашивали, если Гартман считает, что жизнь полна страданий, то почему он не окончит свою жизнь самоубийством. Многие предполагали, что он пессимист, по всей вероятности, оттого, что его личная жизнь сложилась неудачно и. т. п.

Гартман считает решительным недоразумением, когда некоторые о нем думали, что он должен быть пессимистом на практике. На самом деле, он, рассматривая зло жизни с высшей точки зрения, с точки зрения мирового процесса, освобождается от пессимизма, потому что понимает, что этот мир, полный страданий, есть только один момент в развитии мира. Он перестает быть пессимистом, потому что в понимании мира старается стать на эволюционную точку зрения.

Его нельзя назвать пессимистом в обыкновенном смысле слова, потому что пессимистический конец мира он относит на бесконечно отдаленное время, а ближайшей задачей он ставит развитие сознания. Пока человек должен стремиться к утверждению воли к жизни, он не должен отказываться от участия в жизни мира, а напротив, должен вполне отдаться жизни и ее страданиям и таким образом содействовать мировому процессу. Гартман не зовет к квиетизму, а, напротив, к усиленной работе, к развитию, к усовершенствованию, к высшей культуре, потому что только при этих условиях возможно просветление сознания, а вместе с этим решение мировой задачи.

Из этого вытекает следующий взгляд на нравственность, на мораль, которая у каждого философа строится на его общем мировоззрении. По мнению Гартмана, мировой процесс представляет собою три стадии: воплощение абсолюта, его страдания и, наконец, его освобождение от страданий. Это освобождение от страданий произойдет благодаря деятельности индивидуума, который придет к сознанию своего тождества с абсолютом, который после такого сознания пожелает цели бессознательного сделать своими целями, чтобы этим самым энергично содействовать мировому процессу. Он будет всецело предаваться жизни и ее страданиям и, усиленно развивая свое сознание, будет стремиться к ускорению освобождения абсолюта. « Реальное бытие, — говорит Гартман, — есть воплощение Бога; мировой процесс есть история страданий воплотившегося Бога и в то же время путь для освобождения распятого во плоти; нравственность же есть содействие в сокращении этого пути страдания и освобождения» (Erl ö sung ).

Какое значение· имеет для нас система Гартмана? Я считаю его философию отживающим типом философии, но тем не менее думаю, что она сыграла очень значительную роль в истории философии. Я не знаю, интересуется ли им большая публика в Германии, но он создал школу и в философских кругах считается истинным преемником великих идеалистов. Надо заметить, что он выступил в такой момент, когда "общее мнение было совершенно неблагоприятно для метафизики и вообще для умозрительных построений. Он в такое неблагоприятное время энергично защищает свои метафизические теории, при чем

делает его с таким искусством, что оказывает не малую услугу для поддержания преемственности метафизической мысли. Его заслуга заключается также и в том, что, благодаря ему, метафизика делает поворот в сторону науки. Он указал новый путь для метафизики, связав ее построения с индуктивными выводами. Такой союз метафизики с науками оказался благоприятным для развития самой метафизики.

Но нужно было придать более реальный характер метафизическим построениям, нужно было еще умерить притязания метафизики. Вот возникает новый тип метафизики и именно индуктивной метафизики, к рассмотрению которой мы и перейдем.

Литература .

Hartmann . Philosophie dos Unbewussten. 10-е изд. в 3-х т. 1890.

Русский перевод: А. А . Козлова . Сущность мирового процесса, иди философия бессознательного. 2 тома. М. 1873—75. После смерти Гартмана издано его сочинение: System der Philosophie im Grundriss в 8 томах.

Hartmann . Phaenomenologie des sittlichen Bewussteins. 1879.

Drews . Hartmann’s Philosophie und der Materialismus der modernen Kultur. 1890.

Drews . Hartmann’s philosophisches System. 1904.

Vaihinger . Hartmann, Dühring, Lange. 1876. (Критика Гартмана .)

Соловьев Вл. Кризис западной философии против позитивистов. М. 1874 (собрание сочинений. Т. 2-й).

Геффдинг . История новейшей философии. Спб. 1900.

Eduard von Hartmann ’ s System der Philosophie im Grundriss (Изложение, сделанное самим Гартманом).

Drews . Das Lebenswerk Eduard von Hartmanifs. 1907.

Kappstein . Ednard von Hartmann. 1907.

Ziegler . Das Weltbild Hartmann’s. 1907.

Страница сгенерирована за 0.02 секунд!